или офицеръ считалъ своею обязанностью поощрить „самородка“ и пріобрѣсти у него нѣсколько особенно хитрыхъ игрушечныхъ механизмовъ. Говорили, что онъ не игрушки дѣлаетъ, а „настоящихъ деревянныхъ человѣчковъ“. И еще говорили, что еслибы всѣхъ самородковъ, въ нѣдрахъ земли русской скрывающихся, откопать, то вышла бы такая каша, которой врагамъ Россіи и во вѣкъ бы не расхлебать.
Изувѣровъ до сорока лѣтъ прожилъ одиноко съ старухой-матерью. Всецѣло углубившись въ свою спеціальность, онъ повидимому даже не ощущалъ потребности въ обществѣ жены; но лѣтъ пять тому назадъ старуха-мать умерла, и Изувѣрова попуталъ бѣсъ. Некому было шти сготовить, некому — заплату на штаны положить. Онъ затосковалъ и началъ-было даже попивать. Въ это время подъ руку подвернулась двадцати-пятилѣтняя дѣвица Матрена Идолова, рослая, рыхлая, какъ будто нарочно созданная, чтобы горшки изъ печи ухватомъ таскать. Изувѣровъ рѣшился. Онъ даже радовался, что у него будетъ жена сильная, печь-печью; думалъ, что при сильной бабѣ въ домѣ больше порядку будетъ. Но, увы! Матрена съ первыхъ же шаговъ заявила наклонность не столько къ тасканію горшковъ изъ печи, сколько къ тому, чтобы мужъ велъ себя относительно ея какъ дамскій кавалеръ. И такъ какъ Никаноръ Сергѣевъ повидимому къ роли дамскаго угодника чувствовалъ призваніе очень слабое, то немедленно же обнаружилась полнѣйшая семейная неурядица, а подъ-конецъ дѣло дошло и до разбирательства полиціи.
Разумѣется, на другой день письмоводитель доложилъ, что „въ законахъ нѣтъ“. Но, кромѣ того, оказалось и еще кое-что, а именно, что даже „вспрыснуть“ Изувѣрова нельзя, такъ какъ законъ на этотъ разъ гласилъ прямо, что мѣщане, яко образованные, отъ тѣлесныхъ воздѣйствій освобождаются. Поэтому Изувѣрова тогда же выпустили, а женѣ его Вальяжный объявилъ кратко: „закона нѣтъ“.
Результатъ этотъ я отчасти приписываю себѣ. Конечно, я былъ тутъ орудіемъ случайнымъ и даже страдательнымъ, но все-таки, въ качествѣ чиновника изъ губерніи, въ извѣстной мѣрѣ олицетворялъ авторитетъ. Я убѣжденъ, что не наткнись я на сцену и не возбуди вопроса о томъ, есть ли въ законѣ или нѣтъ, никто (и всѣхъ меньше самъ Изувѣровъ) и не подумалъ бы объ этомъ. Никаноръ Сергѣевъ не только высидѣлъ бы въ холодной свое „положбнное“, но навѣрное
