И не забытъ владычицей Ашерой,
Онъ, наконецъ, покинулъ горькій плѣнъ,
Бѣжалъ, былъ принятъ греческой тріерой,
И счастливо добрался въ Карѳагенъ.
Отсюда путь на родину свободный!
И онъ плыветъ и ждетъ сидонскихъ стѣнъ,
Какъ алчетъ пищи много дней голодный,
И молится: „пусть это все не сонъ!“
Но только берегъ всталъ надъ гладью водной,
Едва раздался съ мачты крикъ: „Сидонъ!“
— Иное что-то вдругъ открылось думамъ,
Своей мечты безумье понялъ онъ
И замеръ весь въ предчувствіи угрюмомъ.
И жизнь и шумъ на пристани Сидона
Въ веселый часъ прихода кораблей:
И веселъ мѣрный плескъ въ водѣ зеленой.
Канатовъ скрипъ, и окрики людей,
И общій говоръ смѣшанныхъ нарѣчій…
Но горе тѣмъ, кто не нашелъ друзей,
Кто былъ обманутъ вожделѣнной встрѣчей!
Для тѣхъ гетеры собрались сюда,
Прельщаютъ взглядомъ, обнажили плечи.
И не забыт владычицей Ашерой,
Он, наконец, покинул горький плен,
Бежал, был принят греческой триерой,
И счастливо добрался в Карфаген.
Отсюда путь на родину свободный!
И он плывет и ждет сидонских стен,
Как алчет пищи много дней голодный,
И молится: «пусть это все не сон!»
Но только берег встал над гладью водной,
Едва раздался с мачты крик: «Сидон!»
— Иное что-то вдруг открылось думам,
Своей мечты безумье понял он
И замер весь в предчувствии угрюмом.
И жизнь и шум на пристани Сидона
В веселый час прихода кораблей:
И весел мерный плеск в воде зеленой.
Канатов скрип, и окрики людей,
И общий говор смешанных наречий…
Но горе тем, кто не нашел друзей,
Кто был обманут вожделенной встречей!
Для тех гетеры собрались сюда,
Прельщают взглядом, обнажили плечи.
