Тамъ, подъ оливами, близъ шумнаго каскада,
Гдѣ сочная трава унизана росой,
Гдѣ радостно кричитъ веселая цикада
И роза южная гордится красотой,
5 Гдѣ храмъ оставленный подъялъ свой куполъ бѣлый
И по колоннамъ вверхъ кудрявый плющъ бѣжитъ, —
Мнѣ грустно: міръ боговъ, теперь осиротѣлый,
Рука невѣжества забвеніемъ клеймитъ…
Вотще: въ полно̀чь, какъ соловей восточный
10 Свисталъ, а я бродилъ, незримый, за стѣной,
Я видѣлъ: Граціи сбирались въ часъ урочный
Въ былой пріютъ заросшею тропой.
Но въ пляскахъ вѣтреныхъ богини не блистали
Молочной пѣной формъ при золотой лунѣ:
15 Нѣтъ, — ставши въ тѣсный кругъ, красавицы шептали…
«Эллада!» — слышалось мнѣ часто въ тишинѣ…
Там, под оливами, близ шумного каскада,
Где сочная трава унизана росой,
Где радостно кричит веселая цикада
И роза южная гордится красотой,
5 Где храм оставленный подъял свой купол белый
И по колоннам вверх кудрявый плющ бежит, —
Мне грустно: мир богов, теперь осиротелый,
Рука невежества забвением клеймит…
Вотще: в полно́чь, как соловей восточный
10 Свистал, а я бродил, незримый, за стеной,
Я видел: Грации сбирались в час урочный
В былой приют заросшею тропой.
Но в плясках ветреных богини не блистали
Молочной пеной форм при золотой луне:
15 Нет, — ставши в тесный круг, красавицы шептали…
«Эллада!» — слышалось мне часто в тишине…
