дневной, какъ послѣ яркой осенней зарницы» (I, 5)—каждый такой стихъ, какъ какой-то вздохъ души, напоминаетъ намъ цѣлый рой знакомыхъ впечатлѣній, мыслей, радостей и печалей. Они намъ по первому взгляду кажутся какъ будто нашими собственными давнишними воспоминаніями и лишь позднѣе приходитъ намъ въ голову, что это высокія художественныя произведенія. Таково свойство и даръ поэтовъ:
Только у нихъ мимолетныя грезы
Старыми въ душу глядятся друзьями (I, 81).
Эта эѳирность, чистота и духовность поэзіи Фета рѣзко выдѣляетъ его изъ несмѣтнаго множества лириковъ, не исключая даже величайшихъ изъ нихъ. По складу своего ума и дарованія, по темпераменту мысли, онъ стоялъ гораздо ближе къ философамъ, чѣмъ къ поэтамъ; но совершенно погрузиться въ бездны познанія не пускало его крылатое поэтическое вдохновеніе. Едва ли возможно лучше выразить эту своеобразную духовную двойственность, чѣмъ то сдѣлано Фетомъ въ стихотвореніи «Ласточки». Правда, мысль этого стихотворенія собственно гораздо шире и глубже, чѣмъ только что высказанная; сравненіемъ съ ныряющею ласточкою поэтъ, очевидно, хотѣлъ намекнуть на коренную жажду сверхчувственнаго, потусторонняго познанія, присущую духу человѣческому; но избранный имъ образъ вполнѣ умѣстенъ и для характеристики философскаго элемента въ его поэзіи.
Природы праздный соглядатай,
Люблю, забывши все кругомъ,
Слѣдить за ласточкой стрѣльчатой
