ГЕРМЛНЪ и ДОРОТЕЯ. IX.
Но на это, мнѣ кажется, ты неспособна, коль шуткой. Такъ оскорбилась отцовской; а нѣтъ ничего ежедневнѣй: Мучить дѣвушку тѣмъ, что юноша милъ ей такой-то». Такъ заключилъ онъ. Дослушала дѣвушка мѣткія рѣчи,— Силы ей измѣнили, чувства просились на волю, Тяжкій вырвался вздохъ изъ высоко поднявшейся груди. И она, проливая горячія слезы, сказала: «О, никогда разсудительный мужъ, желающій въ горѣ Намъ совѣтомъ помочь, не знаетъ, какъ мало способно Слово холодное грудь облегчить отъ тяжкой напасти. Вы довольны и счастливы: можетъ ли шутка васъ тронуть? Но до больного нельзя и даже слегка прикоснуться. Нѣтъ, чтб пользы теперь, хотя бъ удалось, притворяться? Пусть раскроется то, что бы послѣ умножило горе И, быть-можетъ, меня истомило безмолвнымъ страданьемъ. Такъ, отпустите меня! Мнѣ въ домѣ нельзя оставаться: Я пойду своихъ отыскивать бѣдныхъ, которыхъ Въ горѣ покинула, лучшее лишь для себя избирая. Воля теперь моя неизмѣнна; поэтому можно Въ томъ признаться, что въ сердцѣ иначе таилось бы годы: Да, насмѣшка отца во мнѣ поразила не гордость, Не щекотливость, которая вовсе служанкѣ не кстати, Но затронула сердце мое, гдѣ склонность рождалась Къ юношѣ, бывшему нынѣшній день избавителемъ нашимъ. Въ первый разъ онъ еще, какъ насъ на дорогѣ покинулъ, Въ мысляхъ былъ предо мной и думала я, что, быть-можетъ, Втайнѣ счастливицу-дѣвушку онъ нарекаетъ невѣстой. Снова встрѣтивъ его у колодца,, я такъ была рада,
