468 и просилъ его поискать планету. Нѣмецкій астрономъ полупилъ письмо 23 числа; въ этотъ вечеръ была прекрасная погода; онъ направилъ свою трубу на указанную точку и замѣтилъ звѣзду, которая не была обозначена на картѣ и представляла замѣтный планетный дискъ: ея положеніе на небѣ было 327°24'; вычисленіе же опредѣляло его въ 326°32'; значитъ долгота была дана съ точностью до 1 градуса!
Вотъ исторія открытія Нептуна въ ея простомъ величіи. Она заставляетъ вспомнить прекрасный отрывокъ изъ сочиненій поэта Шиллера, который, изображая Христофора Колумба, отправившагося открывать новое полушаріе, говоритъ ему: „Лети на западъ, смѣлый мореплаватель; земля, которую ты ищешь, если бы даже и не существовала, поднимется тебѣ навстрѣчу изъ глубины водъ, потому что природа дѣйствуетъ заодно съ геніемъ". Здѣсь, въ формѣ великаго образа и горделиваго преувеличенія, выражается самое вѣрное условіе значенія генія въ наукахъ; для него открытія не представляютъ случайности; идетъ впереди нихъ, предчувствуя ихъ.
Это открытіе блестяще и первостепенной важности съ философской точки зрѣнія, такъ какъ доказываетъ вѣрность и точность данныхъ новѣйшей астрономіи. Разсматриваемое же съ точки зрѣнія практической астрономіи, оно было только простымъ упражненіемъ въ вычисленіи, и самые знаменитые астрономы не видѣли въ немъ ничего другого! Только послѣ его подтвержденія, публичнаго объявленія, только послѣ того, какъ увидѣли Нептуна, у нихъ открылись глаза, и они почувствовали минутное головокруженіе передъ безконечнымъ горизонтомъ, открывшимся пмъ вмѣстѣ съ видомъ Нептуна. Самъ авторъ вычисленія, превосходный математикъ, не потрудился даже взять трубу и посмотрѣть на небо, дѣйствительно ли, находилась тамъ планета! Я даже думаю, что онъ ея никогда не видѣлъ... Впрочемъ, для него тогда, да и всегда, до конца его жизни, вся астрономія заключалась въ формулахъ: свѣтила были только центрами силъ. Часто я повѣрялъ ему сомнѣнія тревожной души относительно великихъ задачъ безконечности. Я спрашивалъ его, думаетъ ли онъ, что другія планеты обитаемы подобно нашей; каковы должны быть странныя условія жизни въ мірѣ, удаленномъ отъ Солнца на разстояніе Нептуна; каковъ долженъ быть кортежъ безчисленныхъ солнцъ, разсѣянныхъ въ безконечности; какой удивительный цвѣтной свѣтъ должны изливать двойныя звѣзды на неизвѣстныя планеты, обращающіяся въ этихъ отдаленныхъ системахъ. Его отвѣты всегда показывали мнѣ, что для него эти вопросы не имѣютъ никакого интереса и что сущность знанія вселенной заключалась для него въ уравненіяхъ, формулахъ, въ рядахъ логариѳмовъ; она имѣла своимъ предметомъ лишь математическую теорію скоростей и силъ.
Не менѣе удивительно и то, что онъ не имѣлъ на столько любопытства, чтобы самому провѣрить положеніе своей планеты, а это было бы легко сдѣлать, даже безъ карты, такъ какъ она представляетъ планетный дискъ; онъ легко могъ сдѣлать это и при помощи карты, такъ какъ стоило только выписать эти карты отъ Берлинской обсерваторіи, гдѣ онѣ только что были окончены и опубликованы. Достойно также удивленія, что и Араго, который былъ скорѣе физикомъ, чѣмъ математикомъ, скорѣе натуралистомъ, чѣмъ вычислителемъ, и умъ котораго имѣлъ такой замѣчательный синтетическій характеръ, не
