комъ марша, стоялъ Главнокомандующій 4-ю арміею.
Мы прошли за Кремль, внутрь города, и всюду видѣли горе, плачъ, отчаяніе. Офицеры стали сходиться вмѣстѣ для бесѣды о предстоящемъ, которое для всѣхъ было чрезвычайно непонятно; тутъ и рядовые, подъ предлогомъ напиться водицы, ускользали въ ближайшія лавочки, домы и погреба, открытые, какъ будто для угощенія проходящихъ: тамъ-то прощались они съ матушкой Москвою....
Передъ заставою, мы вышли на большую, широкую улицу, заставленную въ нѣсколько рядовъ обозами: коляски, брички, тѣлеги ѣхали, вмѣстѣ съ артиллеріею, по обѣ стороны. Тутъ представлялась странная смѣсь всякаго званія людей и экипажей; повозки были наполнены сундуками, узлами и перинами, на которыхъ сидѣли служанки, а лакеи, сзади повозокъ, вели лошадей и борзыхъ собакъ. Казалось, всякой въ торопяхъ забиралъ только одни любимые предметы, для спасенія изъ города. Иныя повозки вытѣсняли одна другую изъ рядовъ. Фигнеръ позволилъ многимъ изъ нихъ пристать къ своей артиллеріи, до самаго выѣзда. Пѣхота отъ насъ отдалилась, и проходила городъ окольными улицами. За заставою, вся дорога и поле были усѣяны
