по всѣмъ улицамъ лежали разбросанные трупы убитыхъ Французовъ, прикрытые снѣгомъ; вездѣ валялись обломки разнаго оружія, опрокинутыя фуры, погорѣлые остатки взорванныхъ зарядныхъ ящиковъ, кой-гдѣ стояли пушки. Непріятность зрѣлища увеличивалась смрадомъ отъ вчерашняго пожара: въ развалинахъ повсюду курилось. Въ самой срединѣ города новое явленіе: тутъ были собраны всѣ плѣнные Французы, тысячь до двухъ, оборванные, обгорѣлые, почернѣвшіе, съ искаженными лицами—и чѣмъ они занимались? Дѣлежемъ мяса издохшихъ лошадей. Одни усердно рѣзали себѣ большіе куски изъ окороковъ, другіе съ жадностію дѣлили печенку и легкое, какъ нѣжнѣйшія части; иные, получивъ желаемое, съ удовольствіемъ держали мясо за плечами на шомполахъ и занимались шумною бесѣдою; нѣкоторые тутъ-же, въ сторонѣ, надъ огнемъ развалинъ зданія, жарили свои порціи, посыпая ихъ, вмѣсто соли, порохомъ. Стоявшіе вокругъ конвойные солдаты наши смотрѣли на трудящихся съ отвращеніемъ, и конечно, признавая внутренно всю мѣру ихъ бѣдствія, чувствовали себя счастливѣйшими при однихъ сухаряхъ, не будучи доведены до подобной крайности. Въ толпѣ этихъ несчастныхъ
