ся; я привязалъ свою лошадь къ рѣшетчатому забору дома, между другими лошадьми, и вошелъ въ горницу. По срединѣ стоялъ большой, накрытый столъ, и на немъ опустошенный завтракъ. Для меня остались только опрокинутые стаканы, пустыя бутылки, разлитый по скатерти соусъ, просыпанная соль, и корки хлѣба; еще стояло блюда два съ кускомъ битка и съ спинкою жареной курицы. У большихъ оконъ сидѣли три порядочно одѣтыя дамы, съ заплаканными глазами и съ платочками въ рукахъ, смотрѣвшія печально на гостей, которые безпрестанно приходили, уходили, и не спрашиваясь ихъ хозяйничали въ домѣ. Молодежь, гусары и адъютанты Графской свиты, расправляя усики свои и побрякивая шпорами, старались любезничать для развлеченія грусти унылыхъ дамъ, и невольно выманивали у нихъ—горестныя улыбки.
Въ горницѣ я сдѣлалъ легкій поклонъ присутствующимъ и, послѣ трудной поѣздки весьма проголодавшись, съ удовольствіемъ приступилъ къ любезному битку и закусилъ имъ. Обшаривая бутылки, я нашелъ въ одной нѣсколько жидкости, и выпилъ чего-то кислаго, похожаго на вино.—Потомъ всѣ мы сѣли на коней, простились съ гостепріимными хозяйками,
