«Будетъ-ли жива дочь Нуата», возразила она съ глубокимъ вздохомъ, «буду-ли я жить въ Троматонѣ, когда сынъ Морни падетъ? Мое сердце не изъ этой скалы и душа моя не беззаботна, какъ это море, которое подымаетъ свои голубыя волны навстрѣчу каждому вѣтру и катитъ ихъ при бурѣ. Порывъ вѣтра, который повергнетъ тебя, разсѣетъ вѣтви Ойтоны по землѣ. Мы погибнемъ вмѣстѣ, сынъ рожденнаго на колесницѣ Морни. Пріятвы мнѣ и узкое жилище, и сѣрый камень смерти, потому что никогда не покивуть мнѣ твоихъ скалъ, о Троматонъ, окруженный моремъ!»
«Ночь сошла со своими облаками послѣ ухода Латмона, когда онъ пошелъ въ битву своихъ отцовъ къ покрытой мхомъ Дутормотѣ. Ночь пришла. Я сидѣла въ залѣ при лучѣ горящаго дуба. Вѣтеръ сваружи шумѣлъ на деревьяхъ, я слышала звуки оружія. Радость освѣщала мое лицо, я думала о твоемь возвращеніи. Но не ты былъ это — пришелъ вождь Крутхалы, красноволосая сила Дунроммота[1].
Его глаза ярко горѣли, кровь моего народа была на его мечѣ. Тѣ, кто защищалъ Ойтону отъ мрачнаго вождя, пали. Что могла я сдѣлать? Моя рука была слаба, я не могла поднять копья. Онъ схватилъ меня въ моей печали, среди моихъ слезъ и поднялъ паруса, боясь возвращенія Латмона, брата несчастной Ойтоны. Посмотри, онъ идеть съ своимъ народомъ, темныя волны раздѣляютея передъ нимъ. Куда пойдешь ты, сынъ Морни? Многочисленны воины твоего врага!»
«Мои шаги никогда не отвращались отъ битвы», сказалъ Голь, обваживъ мечъ. «Развѣ начну я бояться, когда враги близко, Ойтова? Иди въ свою пещеру, моя милая, пока наша битва не кончится въ полѣ. Сынъ Лета, принеси луки нашахъ отцовъ, звучный колчавъ Морни. Пусть наши трое воиновъ натянутъ тетиву, мы сами поднимемъ копья. Ихъ цѣлое войско на скалѣ, но наши души сильны въ битвѣ».
Ойтова пошла въ пещеру. Смутная радость озарила ея душу, какъ красвый путь молніи бурную тучу. Она рѣшилась. Слезы высохли въ ея одичалыхъ глазахъ. Дунроммотъ медленно
- ↑ Dunrommoth.
