вать меня; меня никто не безпокоилъ и я даже съ удовольствіемъ подвергался этому экзамену; вынулъ портъ-табакъ и собираюсь сдѣлать папиросу. У зрителей начинается споръ и каждый, повидимому старается угадать, что я хочу дѣлать и предсказываетъ. Одни говорятъ: „обѣдать будетъ“; другіе — „будетъ курить табакъ“. Ихъ все интересуетъ: табакъ, бумага, мундштукъ, потому что все это не таково, какъ у нихъ: они курятъ табакъ исключительно въ трубочкахъ, а съ папиросами незнакомы вовсе; но самое большое вниманіе, интересъ и одобреніе заслужило бывшее у меня механическое огниво, и я чувствовалъ, что эта вещь сразу пріобрѣла мнѣ уваженіе въ глазахъ китайцевъ. Огниво дѣйствовало желѣзнымъ колескомъ, которое заводится пружиной и, быстро завертѣвшись въ противную сторону, производитъ звукъ и искры отъ тренія о вставленный внутри камушекъ. Этотъ звукъ всякій разъ пугалъ толпу своею неожиданностью; но когда проходило мгновеніе испуга, и они всѣ видѣли дымъ отъ загорѣвшагося фитиля, правыя руки всѣхъ съ поднятыми большими пальцами показывались мнѣ въ знакъ похвалы и всѣ обращались ко мнѣ съ словомъ: хао! — хорошо! Покуривая и поджидая погоньщика, я сталъ писать свои убогія замѣтки и письмомъ также чрезвычайно заинтересовалъ своихъ сосѣдей: — они такъ тянулись ко мнѣ, такъ внимательно разсматривали, какъ будто надѣялись прочесть написанное, если взглянуть поближе. Хотя китайцы и были въ высшей степени безцеремонны, хотя они давали полную волю самой громогласной отрыжкѣ, вовсе не думая ни отворачиваться, ни закрывать себѣ рукою ротъ, но во всѣхъ другихъ отношеніяхъ я сидѣлъ такъ же спокойно, какъ будто находился на террасѣ собственнаго дома; никто меня не тревожилъ; не подскакивалъ половой, съ вопросомъ, что мнѣ угодно, зачѣмъ я сижу на скамьѣ, принадлежащей трактиру, если я ничего не спрашиваю. Не спросилъ же я себѣ ничего потому, что у меня не было при себѣ ни одного чоха; а не было денегъ потому, что эта монета, кажется, сдѣлана для того, чтобы ее никогда не носить съ собою; напримѣръ, для одного, размѣненнаго на чохи, рубля, потребовался бы почтенныхъ размѣровъ и очень крѣпкій карманъ или кошелекъ. Но китайцы носятъ свои деньги связками, какъ баранки въ рукахъ или на плечѣ… Одинъ мальчишка обращается ко мнѣ съ разговоромъ: и по двумъ знакомымъ словамъ, ма-фу и чанъ, — проводникъ и ружье, — а также по его жестамъ я понялъ, что
