Мой сынъ! мой сынъ! Лети срединой,
Межъ первымъ небомъ и землей…
Но онъ — надъ стаей журавлиной,
Но онъ — въ пучинѣ золотой!
О юноша! презревъ земное,
Къ орбитѣ солнца взнесся ты.
Но крылья растопились въ зноѣ,
И въ море, вѣчно голубое,
Безумецъ рухнулъ съ высоты.
Мой сын! мой сын! Лети срединой,
Меж первым небом и землей…
Но он — над стаей журавлиной,
Но он — в пучине золотой!
О юноша! презрев земное,
К орбите солнца взнесся ты.
Но крылья растопились в зное,
И в море, вечно голубое,
Безумец рухнул с высоты.
Пѣвцами всей земли прославленъ,
Я, — хитроумный Одиссей,
Но духъ мой теменъ и отравленъ,
И въ памяти гнѣздится змѣй.
Я помню день — какъ щитъ лазурный,
И зелень водъ и бѣлость пѣнъ,
Когда стремилъ насъ вѣтръ безбурный
Къ нагому острову сиренъ.
Певцами всей земли прославлен,
Я, — хитроумный Одиссей,
Но дух мой темен и отравлен,
И в памяти гнездится змей.
Я помню день — как щит лазурный,
И зелень вод и белость пен,
Когда стремил нас ветр безбурный
К нагому острову сирен.
