Когда онъ меня увидѣлъ, онъ вѣжливо пригласилъ меня выпить съ нимъ, на что я охотно согласился, и мы по-богословски напились. Тѣмъ временемъ подошелъ къ нему Киръ и попросилъ одно денье въ честь Меркурія, чтобы купить нѣсколько луковицъ на ужинъ. «Глупости, глупости, — отвѣчалъ Эпиктетъ, — я не подаю денье. Вотъ, болванъ, возьми одно экю и веди себя добропорядочно.»
_p._68.png)
Киръ былъ очень радъ такой добычѣ, но находившіеся тамъ Александръ, Дарій и другіе, украли у него ночью экю. Я видѣлъ Пателена, казначея Радаманта[1], торговавшаго пирожки, которые продавалъ папа Юлій, и онъ спрашивалъ у него, сколько стоитъ дюжина. «Три бѣлыхъ монеты», отвѣчалъ папа. «Трехъ ударовъ палкой будетъ съ тебя довольно, — отвѣчалъ Пателенъ, — вотъ тебѣ, каналья; ступай за другими.» И бѣдный папа ушелъ, проливая слезы. А когда пришелъ къ своему хозяину-пирожнику и пожаловался ему, что у него силой отняли пирожки, тотъ такъ отхлесталъ его ремнемъ, что его шкура не годилась бы для волынки. Я видѣлъ метра Жана Лемера[2], передразнивавшаго папу и заставлявшаго всѣхъ этихъ бѣдныхъ королей и папъ цѣловать у себя ноги, и величавшагося, и раздавшаго благословенія, говоря: «Покупайте индульгенціи, покупайте; не дорого стоютъ; я разрѣшаю васъ отъ хлѣба и похлебки, разрѣшаю вамъ быть бездѣльниками.» Затѣмъ онъ призвалъ Кальета[3] и Трибуле[4] и сказалъ имъ: «Господа кардиналы, отпустите каждому изъ нихъ буллу въ видѣ удара палкой. Что было немедленно исполнено. Я видѣлъ Франсуа Виллона, спрашивавшаго у Ксеркса: «Сколько стоитъ порція горчицы?» — «Одно денье», отвѣчалъ Ксерксъ. На что Виллонъ отвѣчалъ: «Врешь, негодяй, ты втридорога продаешь свой товаръ, и испортилъ ему товаръ, какъ, я видѣлъ, это дѣлаютъ продавцы горчицы въ Парижѣ. Я видѣлъ ландскнехта Беньоле[5], занимавшаго здѣсь постъ инквизитора: онъ встрѣтилъ Персфоре[6]; тотъ облегчался у стѣны, на которой былъ изображенъ Антоновъ огонь. Онъ объявилъ его за это еретикомъ и сжегъ бы живымъ на кострѣ, если бы за него не вступился Моргантъ[7] и не подарилъ ему девяти бочекъ пива.
— Ну, — сказалъ Пантагрюэль, — оставь всѣ эти сказки до другого раза. И скажи намъ только, какъ обращаются въ аду съ ростовщиками?
— Я видѣлъ, — отвѣчалъ Эпистемонъ, — что они искали ржавыхъ булавокъ и старыхъ гвоздей въ уличномъ сорѣ, какъ на этомъ свѣтѣ это дѣлаютъ жалкіе людишки. Но на томъ свѣтѣ за центнеръ этой дряни даютъ не больше одной корочки хлѣба; да и то набрать ее трудно, почему жалкіе ростовщики
- ↑ Сынъ Юпитера и Европы, одинъ изъ троихъ адскихъ судей.
- ↑ Писатель XVI вѣка, современникъ Раблэ, писавшій о римскихъ папахъ въ сатирическомъ духѣ.
- ↑ Знаменитый шутъ.
- ↑ Шутъ Людовика XII.
- ↑ Лицо изъ Произведеній Виллона.
- ↑ Легендарная личность.
- ↑ Лицо фантастическое.
Когда он меня увидел, он вежливо пригласил меня выпить с ним, на что я охотно согласился, и мы по-богословски напились. Тем временем подошел к нему Кир и попросил одно денье в честь Меркурия, чтобы купить несколько луковиц на ужин. «Глупости, глупости, — отвечал Эпиктет, — я не подаю денье. Вот, болван, возьми одно экю и веди себя добропорядочно.»
Кир был очень рад такой добыче, но находившиеся там Александр, Дарий и другие, украли у него ночью экю. Я видел Пателена, казначея Радаманта[1], торговавшего пирожки, которые продавал папа Юлий, и он спрашивал у него, сколько стоит дюжина. «Три белых монеты», отвечал папа. «Трех ударов палкой будет с тебя довольно, — отвечал Пателен, — вот тебе, каналья; ступай за другими.» И бедный папа ушел, проливая слезы. А когда пришел к своему хозяину-пирожнику и пожаловался ему, что у него силой отняли пирожки, тот так отхлестал его ремнем, что его шкура не годилась бы для волынки. Я видел метра Жана Лемера[2], передразнивавшего папу и заставлявшего всех этих бедных королей и пап целовать у себя ноги, и величавшегося, и раздавшего благословения, говоря: «Покупайте индульгенции, покупайте; недорого стоют; я разрешаю вас от хлеба и похлебки, разрешаю вам быть бездельниками.» Затем он призвал Кальета[3] и Трибуле[4] и сказал им: «Господа кардиналы, отпустите каждому из них буллу в виде удара палкой. Что было немедленно исполнено. Я видел Франсуа Виллона, спрашивавшего у Ксеркса: «Сколько стоит порция горчицы?» — «Одно денье», отвечал Ксеркс. На что Виллон отвечал: «Врешь, негодяй, ты втридорога продаешь свой товар, и испортил ему товар, как, я видел, это делают продавцы горчицы в Париже. Я видел ландскнехта Беньоле[5], занимавшего здесь пост инквизитора: он встретил Персфоре[6]; тот облегчался у стены, на которой был изображен Антонов огонь. Он объявил его за это еретиком и сжег бы живым на костре, если бы за него не вступился Моргант[7] и не подарил ему девяти бочек пива.
— Ну, — сказал Пантагрюэль, — оставь все эти сказки до другого раза. И скажи нам только, как обращаются в аду с ростовщиками?
— Я видел, — отвечал Эпистемон, — что они искали ржавых булавок и старых гвоздей в уличном соре, как на этом свете это делают жалкие людишки. Но на том свете за центнер этой дряни дают не больше одной корочки хлеба; да и то набрать ее трудно, почему жалкие ростовщики
