Перейти к содержанию

Страница:Рабле - Гаргантюа и Пантагрюэль.djvu/214

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


6
ИНОСТРАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

комъ изумительномъ порядкѣ, къ такой очевидной пользѣ для будущаго (ибо такимъ путемъ Франція получитъ вѣрныя границы и освободится отъ всякаго страха), что я почти склоненъ принять воззрѣніе Гераклита, который считаетъ войну источникомъ всякаго желательнаго добра. И це хочетъ вѣрить, чтобы bellum было одной лишь антифразой bellus, какъ думаютъ нѣкоторые старые латинскіе буквоѣды, которые не видятъ ничего хорошаго въ войнѣ, но считаетъ это скорѣе выраженіемъ, соотвѣтствующимъ тому понятію, что война вызываетъ наружу все, что есть хорошаго и добраго, и изобличаетъ все худое и порочное. Что это такъ — доказывается тѣмъ, что мудрый и миролюбивый царь Соломонъ не сумѣлъ лучше представить намъ неизреченное превосходство божественной премудрости, какъ сравнивъ ее съ хорошо вооруженной и правильно организованной арміей.

Но такъ какъ я не допущенъ въ ряды тѣхъ, которые должны атаковать непріятеля, то меня сочли слишкомъ слабосильнымъ и ничтожнымъ, чтобы допустить даже и въ ряды тѣхъ, кто занимается обороной страны; сочли непригоднымъ хотя бы для того, чтобы окапывать шанцы, рыть землю или бить камни. Я же считаю слишкомъ большимъ позоромъ для себя роль празднаго зрителя въ виду столькихъ храбрыхъ, краснорѣчивыхъ, геройскихъ людей, разыгрывающихъ передъ лицомъ всей Европы эту великую басню и трагикомедію, въ то время какъ я ни въ чемъ не принимаю участія и нисколько не изощряю тѣ силы, какія у меня есть. Вѣдь на мой взглядъ не много славы достанется тѣмъ, кто только созерцаетъ происходящее, нисколько не изощряя своихъ силъ, бережетъ свои гроши, прячетъ свои деньги, чешетъ пальцемъ въ затылкѣ, ковыряетъ въ носу, хлопаетъ ушами, какъ аркадскіе ослы при звукахъ музыки, и только своими минами безмолвно даетъ знать, что одобряетъ эту прозопопею.

Поэтому, не имѣя иного выбора, счелъ я не безполезнымъ и не излишнимъ упражненіемъ, если я стану катать взадъ и впередъ свою діогеновскую бочку, — единственное, что мнѣ осталось отъ крушенія всѣхъ моихъ надеждъ въ жизни. Чего достигну я такой возней съ бочкой? спросите вы. Клянусь Богородицей, самъ еще не знаю. Подождите немного, дайте мнѣ приложиться къ бутылкѣ: вѣдь это мой вѣрный и единственный Геликонъ, моя живая вода, единственный источникъ моего вдохновенія. Распивая вино, я разсуждаю, взвѣшиваю, рѣшаю и даю заключеніе. Послѣ эпилога смѣюсь, пишу, сочиняю, пью.

Энній, распивая вино, писалъ; писавши, пилъ вино. Эсхилъ, если вѣрить Плутарху, in Symposiacis, сочинялъ распивая вино. Гомеръ никогда не писалъ натощакъ. Катонъ всегда писалъ лишь послѣ того, какъ, бывало, напьется. Изъ этого вы можете усмотрѣть, что я слѣдую лучшимъ и похвальнѣйшимъ образцамъ. И если вы тоже выпьете чаркудругую вина, я не вижу въ томъ никакого вреда, лишь бы вы не забывали при этомъ славить Господа Бога.

Но такъ какъ такова моя судьба или участь — ибо не всякому дано войти въ Коринѳъ и проживать въ немъ, то я рѣшилъ служить тѣмъ и другимъ; я не хочу оставаться празднымъ и безполезнымъ. Относительно фуражировъ, піонеровъ и саперовъ я поступаю такъ, какъ Аполлонъ въ Троѣ при Лаомедонѣ и Рено де-Монтоданъ на старости лѣтъ: я буду прислуживать каменщикамъ, буду стряпать на нихъ, а по окончаніи обѣда подъ звуки своей волынки буду слоны слонять. Что касается воиновъ, то я снова пробью дно моей бочки и извлеку изъ этого хранилища, достаточно знакомаго вамъ по предыдущимъ двумъ томамъ, если бы они не были искажены и извращены благодаря типографскому вранью, какъ результатъ нашего забористаго времяпрепровожденія, любезный третій томъ, а затѣмъ и веселый четвертый томъ пантагрюэлическихъ изреченій. Я разрѣшаю вамъ называть ихъ и діогеническими. И

Тот же текст в современной орфографии

ком изумительном порядке, к такой очевидной пользе для будущего (ибо таким путем Франция получит верные границы и освободится от всякого страха), что я почти склонен принять воззрение Гераклита, который считает войну источником всякого желательного добра. И це хочет верить, чтобы bellum было одной лишь антифразой bellus, как думают некоторые старые латинские буквоеды, которые не видят ничего хорошего в войне, но считает это скорее выражением, соответствующим тому понятию, что война вызывает наружу всё, что есть хорошего и доброго, и изобличает всё худое и порочное. Что это так — доказывается тем, что мудрый и миролюбивый царь Соломон не сумел лучше представить нам неизреченное превосходство божественной премудрости, как сравнив ее с хорошо вооруженной и правильно организованной армией.

Но так как я не допущен в ряды тех, которые должны атаковать неприятеля, то меня сочли слишком слабосильным и ничтожным, чтобы допустить даже и в ряды тех, кто занимается обороной страны; сочли непригодным хотя бы для того, чтобы окапывать шанцы, рыть землю или бить камни. Я же считаю слишком большим позором для себя роль праздного зрителя в виду стольких храбрых, красноречивых, геройских людей, разыгрывающих перед лицом всей Европы эту великую басню и трагикомедию, в то время как я ни в чём не принимаю участия и нисколько не изощряю те силы, какие у меня есть. Ведь на мой взгляд не много славы достанется тем, кто только созерцает происходящее, нисколько не изощряя своих сил, бережет свои гроши, прячет свои деньги, чешет пальцем в затылке, ковыряет в носу, хлопает ушами, как аркадские ослы при звуках музыки, и только своими минами безмолвно дает знать, что одобряет эту прозопопею.

Поэтому, не имея иного выбора, счел я не бесполезным и не излишним упражнением, если я стану катать взад и вперед свою диогеновскую бочку, — единственное, что мне осталось от крушения всех моих надежд в жизни. Чего достигну я такой возней с бочкой? спросите вы. Клянусь Богородицей, сам еще не знаю. Подождите немного, дайте мне приложиться к бутылке: ведь это мой верный и единственный Геликон, моя живая вода, единственный источник моего вдохновения. Распивая вино, я рассуждаю, взвешиваю, решаю и даю заключение. После эпилога смеюсь, пишу, сочиняю, пью.

Энний, распивая вино, писал; писавши, пил вино. Эсхил, если верить Плутарху, in Symposiacis, сочинял распивая вино. Гомер никогда не писал натощак. Катон всегда писал лишь после того, как, бывало, напьется. Из этого вы можете усмотреть, что я следую лучшим и похвальнейшим образцам. И если вы тоже выпьете чаркудругую вина, я не вижу в том никакого вреда, лишь бы вы не забывали при этом славить Господа Бога.

Но так как такова моя судьба или участь — ибо не всякому дано войти в Коринф и проживать в нём, то я решил служить тем и другим; я не хочу оставаться праздным и бесполезным. Относительно фуражиров, пионеров и саперов я поступаю так, как Аполлон в Трое при Лаомедоне и Рено де Монтодан на старости лет: я буду прислуживать каменщикам, буду стряпать на них, а по окончании обеда под звуки своей волынки буду слоны слонять. Что касается воинов, то я снова пробью дно моей бочки и извлеку из этого хранилища, достаточно знакомого вам по предыдущим двум томам, если бы они не были искажены и извращены благодаря типографскому вранью, как результат нашего забористого времяпрепровождения, любезный третий том, а затем и веселый четвертый том пантагрюэлических изречений. Я разрешаю вам называть их и диогеническими. И