тѣ, но нельзя видѣть въ Катилинѣ и мученика свободы, защитника «слабыхъ и угнетенныхъ», какимъ, напр., рисуетъ его Ибсенъ въ своей извѣстной драмѣ. Если даже отбросить цѣлый рядъ обвиненій, взводимыхъ на Катилину его противниками, всетаки остается многое, что ложится на его память несмываемымъ позорнымъ пятномъ, иначе личный врагъ Цицерона, Саллюстій, не отводящій Цицерону первой роли въ дѣлѣ подавленія заговора, не сошелся-бы съ нимъ во взглядѣ на Катилину. И опять таки мы знаемъ, слышимъ одну только сторону, другая — молчитъ, хотя, конечно, не молчала раньше. Катилина — сынъ своего вѣка, воплощавшій въ себѣ много хорошихъ его сторонъ и далеко не всѣ дурныя, человѣкъ рѣдкой энергіи, той, которая могла-бы сдѣлать его истинно великимъ, если-бъ была приложена къ дѣлу болѣе ея достойному. Что такое его заговоръ? — Возстаніе-ли это Италіи противъ Рима, лишившаго ее древнихъ ея правъ, или это одна изъ революціонныхъ попытокъ во вкусѣ Гракховъ, или, наконецъ, Катилина дѣйствительно въ своемъ родѣ римскій Бабефъ, борецъ за свободу низшей братіи? На эти вопросы мы едва-ли когда получимъ отвѣтъ; но никто не мѣшаетъ намъ, съ фактами въ рукахъ, снять съ Катилины хотя часть лежащихъ на немъ обвиненій.
Подъ перомъ Саллюстія, Катилина является негодяемъ, «чудовищемъ, близъ котораго умираетъ честность, какъ растеніе подъ ядовитымъ деревомъ»; въ сердцѣ его никогда не пробуждается чувства совѣсти; личный врагъ его, Цицеронъ отзывается о немъ еще съ худшей стороны; но въ нѣкоторыхъ мѣстахъ у нихъ, какъ-бы невольно, прорываются выраженія, позволяющія намъ вывести о несчастномъ заговорщикѣ болѣе благопріятныя для него заключенія. Катилина былъ, правда, человѣкомъ разгульнымъ; но въ этомъ случаѣ отъ него не отставалъ и самъ Сал-
