— Но тогда,—весело возразилъ племянникъ,—какое право имѣете вы быть печальнымъ? Какое основаніе имѣете вы быть мрачнымъ? Вы достаточно богаты.
Скруджъ, не найдясь, что отвѣтить, повторилъ только: «Гм!.. Вздоръ!»
— Не сердитесь, дядя!—сказалъ племянникъ.
— Какъ же мнѣ не сердиться?—отозвался дядя,—когда я живу среди такихъ дураковъ, какъ ты? Съ радостью, съ Рождествомъ! Отстань ты отъ меня со своимъ Рождествомъ! Что такое для тебя Рождество, какъ не время расплаты по счетамъ при совершенно пустомъ карманѣ, какъ не день, когда ты вдругъ вспоминаешь, что постарѣлъ еще на годъ и не сдѣлался богаче ни на іоту, какъ не срокъ подвести балансы и найти во всѣхъ графахъ, за всѣ двѣнадцать мѣсяцевъ дефицитъ? Будь моя воля,—продолжалъ Скруджъ съ негодованіемъ,—я бы каждаго идіота, бѣгающаго съ подобными поздравленіями, сварилъ бы вмѣстѣ съ его рождественскимъ пуддингомъ и воткнулъ бы въ его могилу остролистовый колъ! Непремѣнно бы такъ и сдѣлалъ!
— Дядя!—возразилъ племянникъ.
— Племянникъ!—перебилъ его Скруджъ строго,—справляй Рождество по-своему, а мнѣ позволь справлять его, какъ мнѣ хочется.
— Справлять!—воскликнулъ племянникъ.—Но вѣдь вы его совсѣмъ не справляете.
— Ну, такъ и позволь мнѣ совсѣмъ не справлять его,—сказалъ Скруджъ.—А ты справляй себѣ на здоровье! Много пользы извлекъ ты изъ этихъ празднованій!
— Могъ бы извлечь,—отозвался племянникъ,—но смѣю сказать, что я никогда не стремился къ этому. Я только всегда былъ убѣжденъ, всегда думалъ, что Рождество, помимо священныхъ воспоминаній, если только можно отдѣлить отъ него эти воспоминанія—есть время хорошее,—время добра, всепрощенія, милосердія, радости,
