Слушай, художница. Нынче опять я ходилъ любоваться
Мѣсяцемъ, рдянымъ опять. Той же дорогою шелъ—
Все мимо ели, любимой тобой. Ты ее собиралась
Вѣрной бумагѣ предать яркою кистью своей.
5 Ею ты днемъ восхитилась. Она и правда прекрасна
Мощной и свѣжей красой, вѣтви раскинувъ, стройна,
Темныя—въ ясной лазури; подъ ними—въ солнечномъ свѣтѣ—
Нивы ковромъ золотымъ, пышнымъ далеко блестятъ;
Далѣе—зеленью мягко луга свѣтлѣютъ; за ними
10 Темной полоскою лѣсъ небо, зубчатый, облегъ;
Выше, въ живой синевѣ, ее обнявъ и лаская,
Взорамъ пріятна опять темныхъ вѣтвей бахрома,
Близкихъ, обильно-лохматыхъ, широкими лапами низко,
Низко свисающихъ къ намъ—рамой живой. Но смотри:
15 Космы разлапыхъ вѣтвей ужъ почти почернѣли на небѣ
Синемъ глубоко: межь нихъ звѣзды, мигая, горятъ—
Крупныя первыя звѣзды—и, странно рдѣя безъ блеска,
Мѣсяцъ проглянулъ внизу пятнами свѣта въ махрахъ
Хвои, не то—клочковатой разметанной шкуры; подъ нею—
20 Въ небѣ безъ отблеска—глянь: гроздья играющихъ звѣздъ;
Въ ихъ перемѣнчивомъ свѣтѣ, едва уловимомъ, но нѣжномъ,
Легкой подернуты мглой нивы, и травы, и лѣсъ;
Влажный чуть зыблется воздухъ, прохладными нѣжа струями,
И тишина, тишина… Но—ты не слышишь меня?
25 Ахъ, понапрасну рѣчами художницѣ я о прекрасномъ
Думалъ повѣдать: могу ль живописать, какъ она?
Можетъ, заранѣ за дерзость мою я наказанъ: замедливъ,
Мѣсяцъ увидѣть съ горы лишній разокъ—опоздалъ.
Слушай, художница. Нынче опять я ходил любоваться
Месяцем, рдяным опять. Той же дорогою шёл —
Всё мимо ели, любимой тобой. Ты её собиралась
Верной бумаге предать яркою кистью своей.
5 Ею ты днём восхитилась. Она и правда прекрасна
Мощной и свежей красой, ветви раскинув, стройна,
Тёмные — в ясной лазури; под ними — в солнечном свете —
Нивы ковром золотым, пышным далёко блестят;
Далее — зеленью мягко луга светлеют; за ними
10 Тёмной полоскою лес небо, зубчатый, облёг;
Выше, в живой синеве, её обняв и лаская,
Взорам приятна опять тёмных ветвей бахрома,
Близких, обильно-лохматых, широкими лапами низко,
Низко свисающих к нам — рамой живой. Но смотри:
15 Космы разлапых ветвей уж почти почернели на небе
Синем глубоко: меж них звёзды, мигая, горят —
Крупные первые звёзды — и, странно рдея без блеска,
Месяц проглянул внизу пятнами света в махрах
Хвои, не то — клочковатой разметанной шкуры; под нею —
20 В небе без отблеска — глянь: гроздья играющих звёзд;
В их переменчивом свете, едва уловимом, но нежном,
Лёгкой подёрнуты мглой нивы, и травы, и лес;
Влажный чуть зыблется воздух, прохладными нежа струями,
И тишина, тишина… Но — ты не слышишь меня?
25 Ах, понапрасну речами художнице я о прекрасном
Думал поведать: могу ль живописать, как она?
Может, заране за дерзость мою я наказан: замедлив,
Месяц увидеть с горы лишний разок — опоздал.
Ночь и дождь за окномъ, и я у двери оставилъ
Мокрую обувь и плащъ; спички нашарилъ впотьмахъ;
Лампу скорѣй засвѣтилъ—и узоръ занавѣски знакомый,
Полузакрывшей окно, выступилъ ярко на свѣтъ;
5 Мухи вокругъ зажужжали, и дождь за окошкомъ лепечетъ;
Я же невинно пишу въ старой тетради моей
И о шумящемъ дождѣ, и о мухахъ жужжащихъ—и развѣ
Такъ ужъ блаженъ мой покой, чтобъ о дождѣ мнѣ грустить?
Ночь и дождь за окном, и я у двери оставил
Мокрую обувь и плащ; спички нашарил впотьмах;
Лампу скорей засветил — и узор занавески знакомый,
Полузакрывшей окно, выступил ярко на свет;
5 Мухи вокруг зажужжали, и дождь за окошком лепечет;
Я же невинно пишу в старой тетради моей
И о шумящем дожде, и о мухах жужжащих — и разве
Так уж блажен мой покой, чтоб о дожде мне грустить?
