наго начальства и сопряженныя съ нимъ благостыни, то многіе уніатскіе священники съ готовностью вводили требуемыя измѣненія, чѣмъ во многихъ приходахъ возбудили недовольство, кончившееся заявленіемъ о переходѣ въ православіе. Но хотя по закону въ Австріи существуетъ полная свобода вѣроисповѣданія, однако для православія она не соблюдается, и переходъ въ него считается государственнымъ преступленіемъ. Селенія, перешедшія въ православіе и нежелающія возвратиться въ окатоличенное уніатство, по мпогу лѣтъ остаются безъ всякаго удовлетворенія ихъ духовныхъ потребностей, потому что каждый православный священникъ, имѣвшій смѣлость появиться въ такихъ селеніяхъ, немедленно ввергается въ тюрьму подъ самыми ничтожными, часто нагло нелѣпыми предлогами. Такъ, напр., два священника, проходившіе по мосту чрезъ какую-то рѣчку, были схвачены и заключены въ тюрьму подъ предлогомъ обвиненія въ шпіонствѣ и государственной измѣнѣ, заключавшимися якобы въ томъ, что они измѣряли мостъ для сообщенія его размѣровъ иностранному государству, а фактическимъ доказательствомъ такового ихъ преступленія послужилъ найденный при обыскѣ у жены одного изъ нихъ бумажный метръ, разсылаемый при модныхъ журналахъ. Словомъ оказать, ни для русскихъ людей, не желающихъ отказаться отъ своего происхожденія и родного языка, ни для священниковъ-уніатовъ, не желающихъ содѣйствовать латинизаціи уніатской церкви, не говоря уже о православныхъ, не существуетъ въ Австріи ни конституціи, ни законовъ, ни государственной защиты, ни суда, ни школы, ни правъ гражданскихъ, политическихъ и даже имущественныхъ. Подъ самыми пустыми предлогами на русскихъ галичанъ сыплются обыски, аресты и штрафы до полнаго разоренія. Виртуозность австрійскихъ властей въ этомъ отношеніи доходитъ до высшей степени изобрѣтательности. Такъ, напр., какой-нибудь стойкій русскій человѣкъ подъ какимъ-нибудь выдуманнымъ предлогомъ вызывается за много верстъ къ мѣстному начальнику и это повторяется по нѣскольку разъ послѣдовательно, чѣмъ подвергнувшійся такому истязанію доводится до полнаго из
ного начальства и сопряженные с ним благостыни, то многие униатские священники с готовностью вводили требуемые изменения, чем во многих приходах возбудили недовольство, кончившееся заявлением о переходе в православие. Но хотя по закону в Австрии существует полная свобода вероисповедания, однако для православия она не соблюдается, и переход в него считается государственным преступлением. Селения, перешедшия в православие и нежелающия возвратиться в окатоличенное униатство, по мпогу лет остаются без всякого удовлетворения их духовных потребностей, потому что каждый православный священник, имевший смелость появиться в таких селениях, немедленно ввергается в тюрьму под самыми ничтожными, часто нагло нелепыми предлогами. Так, напр., два священника, проходившие по мосту чрез какую-то речку, были схвачены и заключены в тюрьму под предлогом обвинения в шпионстве и государственной измене, заключавшимися якобы в том, что они измеряли мост для сообщения его размеров иностранному государству, а фактическим доказательством такового их преступления послужил найденный при обыске у жены одного из них бумажный метр, рассылаемый при модных журналах. Словом оказать, ни для русских людей, не желающих отказаться от своего происхождения и родного языка, ни для священников-униатов, не желающих содействовать латинизации униатской церкви, не говоря уже о православных, не существует в Австрии ни конституции, ни законов, ни государственной защиты, ни суда, ни школы, ни прав гражданских, политических и даже имущественных. Под самыми пустыми предлогами на русских галичан сыплются обыски, аресты и штрафы до полного разорения. Виртуозность австрийских властей в этом отношении доходит до высшей степени изобретательности. Так, напр., какой-нибудь стойкий русский человек под каким-нибудь выдуманным предлогом вызывается за много верст к местному начальнику и это повторяется по нескольку раз последовательно, чем подвергнувшийся такому истязанию доводится до полного из
