искусства по новѣйшимъ началамъ, было появленіе книги Галича: «Опытъ науки изящнаго» (С.‑Пб. 1825). Еще бъ своей исторіи философіи, Г., давая очеркъ ученія Шеллинга, правда довольно бѣгло, развилъ его эстетическую теорію. Въ своемъ же «опытѣ» онъ идетъ почти самостоятельнымъ путемъ. Въ противоположность Велланскому, который, «раздувая искры Шеллинга и Окена», считалъ себя смѣлымъ иниціаторомъ, Г., обладая гораздо большей долей независимости, считалъ себя болѣе проводникомъ идей западныхъ мыслителей. Задавшись вопросомъ: существуетъ ли эстетика, какъ особая наука, независимая отъ философіи, Г. отвѣчаетъ отрицательно. Эстетика требуетъ твердыхъ и ясныхъ началъ, даваемыхъ общей системой человѣческаго знанія, а эта система и есть философія. По его мнѣнію, основной двигатель творчества (художественнаго) есть не что иное, какъ истина. Первая ступень теоріи художественнаго («изящнаго») была лишь теоріей чувственнаго познанія. Красота разсматривалась лишь какъ «пріятная натуральность». Вторую ступень составляетъ періодъ логическихъ соображеній объ изящномъ. Третій періодъ былъ начатъ еще Платономъ, возстановленъ Винкельманомъ и прододженъ Гердеромъ и Шлегелемъ. Здѣсь господствующимъ началомъ является творческая фантазія, согласіе идеи съ формой и красота, какъ отраженіе бытія. Сущностью художественнаго творчества, по Галичу, является стремленіе къ неограниченному, безконечному, указывающее на принадлежность человѣка къ двумъ мірамъ — чувственно-органическому и духовно-нравственному. Эстетическая потребность одновременно обнимаетъ чувство, умъ и волю. Поэтому и идея художественности должна совмѣщать въ себѣ всѣ основныя идеи научной работы, чувственнаго наслажденія и нравственнаго подвига, Слѣдуя ученію о такъ называемомъ «безкорыстіи» эстетическаго чувства, Г. приходитъ къ теоріи «искусства для искусства». Переходя кь разбору отношенія между искусствомъ и потребностями будничной жизни, онъ не отрицаетъ утилитарнаго значенія его, но придаетъ «полезности» искусства второстепенную роль. По его мнѣнію искусство, дѣйствующее подъ воздѣйствіемъ понятій о пользѣ, есть не болѣе какъ развитое ремесло. Чтобы возвыситься на степень изящнаго искусства, оно должно происходить свободно «изъ внутренней потребности». Художественное произведеніе должно «равномѣрнымъ развитіемъ и возвышеніемъ силъ души пробудить въ немъ (т.‑е. въ зрителѣ или читателѣ) живое чувство прямо человѣческаго бытія». Кромѣ этихъ трудовъ, Г. написалъ еще слѣдующіе: 1) Теорія краснорѣчія для всѣхъ родовъ прозаическихъ сочиненій, извлеченная изъ нѣмецкой библіотеки словесныхъ наукъ (С.‑Пб. 1830 г.); 2) Логика, выбранная изъ Клейна (С.‑Пб. 1831 г.); 3) Нравоученіе Герлаха, пер. съ нѣм. съ дополн. (1833); 4) Роспись идеаламъ греческой пластики («Лѣтопись факультетовъ» 1835 г., изд. Галича и Плаксина); 5) «Лексиконъ философскихъ предметовъ» (С.‑Пб. 1845 г.), 2 выпуска (доходитъ до буквы В): 6) «Словарь русскихъ синонимовъ» (1840 г.), ч. I., также не оконченный трудъ. Своимъ Лексикономъ, равно какъ и краткимъ «Опытомъ философскаго словаря», приложеннымъ къ «Исторіи философскихъ системъ», Г. положилъ начало русской философской лексикѣ. Имя Галича связано съ именемуего геніальнаго ученика по лицею: Пушкинъ любившій, какъ указано выше, своего профессора, посвятилъ ему два посланія и упомянулъ о немъ въ стихотвореніи 1814 года «Пирующіе студенты». По свидѣтельству самого Пушкина Г. ободрялъ его на поприщѣ, имъ избранномъ, и заставилъ его написать для экзамена 1815 г. «Воспоминанія въ Царскомъ Селѣ».
Какъ на наиболѣе выдающееся качество въ характерѣ Г., указываютъ на любовь его къ наукѣ и честное и благородное обращеніе съ ней. Дѣйствительно, та отрасль ея, которая такъ увлекла Г., позволяла допускать много гипотетическаго и мысль находила широчайшій просторъ, однако онъ не позволялъ себѣ ни произвольныхъ гаданій, ни отступленій отъ условій строгаго научнаго метода. А знаніе почти всѣхъ европейскихъ языковъ и древнихъ, давало ему возможность, прибѣгая къ срав-
