Страница:Русский биографический словарь. Том 4 (1914).djvu/475

475

ГЕРАСИМЪ.

никъ моей радости, писалъ онъ послѣ смерти жены, мой другъ ангелъ кротости улетѣлъ на небеса. Спали оковы златыя и канули въ бездну. Куда я теперь одинокій? Могила друга сдѣлалась теперь алтаремъ для молитвы и стезей, приводящей къ небу». Но несчастія не приводили въ отчаяніе его вѣрующей души, и онъ молился, чтобы «удары злополучія выбили зерно чистое изъ класа души». Герасимъ высоко цѣнилъ всякое подвижничество. Съ ранней юности его руководителями были старцы-монахи. Не только архимандритъ Макарій Глухаревъ, Моисей Оптинскій или Кіевскій схимонахъ Парѳеній, но и разные «блаженные» Андрей Ильичъ или Антоній Алексѣевичъ возбуждали въ немъ уваженіе, граничившее съ восхищеніемъ; онъ въ сладость бесѣдовалъ съ ними, переписывался, посвящалъ имъ некрологи и надгробныя слова. Имѣвшій «благолѣпный видъ строгаго подвижника, взиравшій всегда въ землю», Герасимъ производилъ впечатлѣніе человѣка, «мудрствующаго горняя, не земная», и особенно привлекалъ къ себѣ сердца благочестивыхъ и чувствительныхъ женщинъ. Не только монашествующія «агницы Христовы», но и «многія мірскія знатныя и незнатныя боголюбивыя жены прибѣгали къ нему за словомъ жизни». И, дѣйствительно, трудно было найти лучшаго духовнаго руководителя для мистически настроенныхъ женскихъ натуръ, чѣмъ Герасимъ. На наивные и боязливые вопросы этихъ «великихъ» и «окаянныхъ грѣшницъ» онъ отвѣчалъ серіозно и просто, умѣлъ «наставить, утѣшить, пожурить, вразумить, успокоить». «Съ отверстымъ, исполненнымъ участія сердцемъ» онъ шелъ навстрѣчу немощамъ своихъ духовныхъ дочерей, и это дѣлало его незамѣнимымъ духовникомъ для монахинь. «Въ первый разъ въ жизни, писала одна монахиня о первой исповѣди Герасима, исповѣдались мы, можно сказать, чистосердечно и съ великимъ умиленіемъ. Богоносный авва нашъ сострадалъ намъ вполнѣ и, свято-отечески оплакивая грѣхи наши, показывалъ сердечныя язвы во всемъ омерзительномъ видѣ». Самъ видавшій видѣнія и слыхавшій гласы, Герасимъ вполнѣ понималъ своихъ духовныхъ дочерей, видѣлъ вмѣстѣ съ ними «дѣйствіе вражіе» тамъ, гдѣ другой увидѣлъ бы лишь бредъ разстроеннаго воображенія, умѣлъ разобраться и помочь имъ въ мучившихъ ихъ «искушеніяхъ» и «страхованіяхъ». Чудилось, напримѣръ, монахинѣ, что кто-то у нея въ кельѣ хохочетъ, говоритъ «полно ханжить» или хочетъ схватить ее, Герасимъ тотчасъ указывалъ испытанныя средства для борьбы съ «врагомъ». Ссылаясь на примѣръ «хорошо извѣстнаго ему человѣка», т.‑е., конечно, на свой собственный, онъ совѣтовалъ, «ощутивъ присутствіе врага, вступить съ нимъ въ бесѣду, вопрошая коварнаго, чего онъ хочетъ и не за подвижника ли почитаетъ» искушаемаго, а затѣмъ, доказавъ недостоинство избранной имъ жертвы, заклинать врага словами: «прочь, скверный, прочь, иди же, отступи». Герасимъ на основаніи опыта утверждалъ, что «такая бесѣда не по душѣ приходится нечистому, и онъ нерѣдко бѣжитъ безъ оглядки». Эта дѣятельность Герасима, какъ руководителя «боголюбивыхъ женъ», встрѣчала двоякую оцѣнку. Враги его «имя его пронесли, яко зло, и всѣми злословіями старались затмить благолѣпную свѣтлость доброты его и кротости». Благочестивый, чистый сердцемъ архіерей — схимникъ Іеремія очень любилъ Герасима, и они вмѣстѣ безъ худыхъ помысловъ насаждали женское монашество въ новой Кавказской епархіи. Но преемнику Іереміи, ограниченному, корыстолюбивому и окруженному родственницами Іоанникію уже «почему то не нравилось попеченіе отца архимандрита о ввѣренныхъ руководству его инокиняхъ». Симбирскій же архіерей Ѳеодотій, человѣкъ «съ правилами и убѣжденіями легкими», причинилъ Герасиму «великія скорби» и публично обзывалъ его «фарисеемъ» и другими, по выраженію Герасима, «сладчайшими для сердца грѣхолюбиваго именами». Но «боголюбивыя жены» прославляли своего «богоноснаго авву», какъ святого и чудотворца. Когда онъ входилъ въ темный алтарь, его поклонницамъ казалось, что «алтарь освѣщался какою-то особенной свѣтовою матеріей»; когда онъ выходилъ на клиросъ, имъ казалось, что «какъ бы молніеносный свѣтъ озарялъ это мѣсто».