на важнѣйшіе участки довѣренныя лица. Когда ожидалось наступленіе Наполеоновской гвардіи, Барклай послалъ къ Кутузову флигель-адъютанта Вольцогена для доклада о положеніи арміи и для полученія приказаній. Вольцогенъ доложилъ Кутузову, что всѣ важнѣйшіе пункты нашей позиціи въ рукахъ непріятеля и что наши войска совершенно разстроены. Такое нѣсколько преувеличенное изложеніе дѣла не понравилось Кутузову, который выразилъ весьма рѣзко свое неудовольствіе Вольцогену и сказалъ сму: «что касается до сраженія, то ходъ его извѣстенъ мнѣ самому какъ нельзя лучше. Непріятель отраженъ на всѣхъ пунктахъ; завтра погонимъ его изъ священной земли русской». Одобривъ затѣмъ распоряженія Барклая, Кутузовъ увѣдомилъ его о своемъ намѣреніи возобновить сраженіе и предписалъ сдѣлать, въ теченіе ночи, всѣ необходимыя къ тому приготовленія. Соотвѣтственное приказаніе было послано и Дохтурову. Одинъ изъ адъютантовъ былъ посланъ тотчасъ же предварить войска о предстоявшемъ сраженіи. Спокойствіе Кутузова, его заявленіе о томъ, что непріятель повсюду остановленъ, и его приказъ объ атакѣ на слѣдующій день, произвели на войска то именно дѣйствіе, которое было необходимо: тѣ самые люди, которые были уже близки къ тому, чтобы считать себя побѣжденными, ободрились и были готовы снова схватиться съ врагомъ, чтобы сдѣлаться несомнѣнными побѣдителями. Кутузовъ замѣчательно вѣрно оцѣнилъ моральное состояніе войскъ. Упорное ихъ сопротивленіе въ этомъ сраженіи поселило въ нихъ надежду преградить непріятелю путь къ Москвѣ; невозможное казалось возможнымъ; самъ Барклай проникся сущностью приказаній Кутузова и былъ вполнѣ готовъ къ возобновленію боя. Не есть ли это величайшая похвала для полководца, что онъ, при такой обстановкѣ, умѣлъ такъ дѣйствовать на войска и на подчиненныхъ ему начальниковъ?
Въ сумерки, возвратившись въ главную квартиру, на мызу Татаринову, Кутузовъ поручилъ Толю обозрѣть расположеніе 2 арміи и вообще лѣваго крыла и оцѣнить состояніе войскъ. Толь объѣхалъ линіи этихъ войскъ, нашелъ ихъ разстроенными и убѣдился въ невозможности возобновленія боя, о чемъ доложилъ Кутузову, который, послѣ этого, приказалъ отступать по пути на Москву. Опасаясь, чтобы дальнѣйшее отступленіе нашей арміи и предстоявшая потеря Москвы не оказали вреднаго вліянія на духъ народа, онъ старался скрывать свои намѣренія до послѣдней минуты. Въ донесеніи Государю Кутузовъ, между прочимъ, писалъ: «…послѣ кровопролитнѣйшаго и 15 часовъ продолжавшагося сраженія, наша и непріятельская арміи не могли не разстроиться и за потерею, сей день сдѣланною, позиція, прежде занимаемая, естественно стала обширнѣе и войскамъ невмѣстною, а потому, когда дѣло идетъ не о славѣ выигранныхъ только баталій, но вся цѣль, будучи устремлена на истребленіе французской арміи—ночевавъ на мѣстѣ сраженія, я взялъ намѣреніе отступить 6 верстъ, что будетъ за Можайскомъ, и собравъ разстроенныя баталіею войска, освѣжа мою артилерію и укрѣпивъ себя ополченіемъ Московскимъ, въ тепломъ упованіи на помощь Всевышняго и на оказанную неимовѣрную храбрость нашихъ войскъ, увижу я, что могу предпринять противу непріятеля»… Императоръ Александръ, повидимому, уразумѣлъ истину, но офиціально принялъ рапортъ Кутузова, какъ извѣстіе о побѣдѣ, произвелъ его въ генералъ-фельдмаршалы и пожаловалъ ему 100,000 руб.; жена его, вмѣстѣ съ тѣмъ, была пожалована въ статсъ-дамы къ императрицамъ. Соотвѣтственныя награды были даны главнымъ сподвижникамъ Кутузова; не были забыты и нижніе чины, участвовавшіе въ Бородинскомъ сраженіи.
Во всякомъ случаѣ, произошло нѣчто непонятное для массы современниковъ. Обыкновенно въ рѣшительномъ сраженіи, данномъ Наполеономъ, непріятель бывалъ разгромленъ и спасался бѣгствомъ. Здѣсь же осталось неизвѣстно, кто побѣдилъ, Наполеонъ, или Кутузовъ; армія наша не была уничтожена; во всякую минуту она могла снова дать отпоръ врагу. Хотя и обидно было возобновлять отступленіе, но всѣми чувствовалось, что обстоятельства измѣняются къ лучшему. Быть можетъ, такой же результатъ былъ бы достигнутъ и при другомъ главнокомандующемъ, но Кутузовъ достигъ этого лучше и искуснѣе всякаго другого. Всякій другой могъ бы въ такомъ положеніи лишиться всеобщаго довѣрія,—Кутузовъ его не лишился.
Утромъ 28 августа, армія снялась съ позиціи и, прикрываясь арріергардомъ Пла-
на важнейшие участки доверенные лица. Когда ожидалось наступление Наполеоновской гвардии, Барклай послал к Кутузову флигель-адъютанта Вольцогена для доклада о положении армии и для получения приказаний. Вольцоген доложил Кутузову, что все важнейшие пункты нашей позиции в руках неприятеля и что наши войска совершенно расстроены. Такое несколько преувеличенное изложение дела не понравилось Кутузову, который выразил весьма резко своё неудовольствие Вольцогену и сказал сму: «что касается до сражения, то ход его известен мне самому как нельзя лучше. Неприятель отражён на всех пунктах; завтра погоним его из священной земли русской». Одобрив затем распоряжения Барклая, Кутузов уведомил его о своём намерении возобновить сражение и предписал сделать, в течение ночи, все необходимые к тому приготовления. Соответственное приказание было послано и Дохтурову. Один из адъютантов был послан тотчас же предварить войска о предстоявшем сражении. Спокойствие Кутузова, его заявление о том, что неприятель повсюду остановлен, и его приказ об атаке на следующий день, произвели на войска то именно действие, которое было необходимо: те самые люди, которые были уже близки к тому, чтобы считать себя побеждёнными, ободрились и были готовы снова схватиться с врагом, чтобы сделаться несомненными победителями. Кутузов замечательно верно оценил моральное состояние войск. Упорное их сопротивление в этом сражении поселило в них надежду преградить неприятелю путь к Москве; невозможное казалось возможным; сам Барклай проникся сущностью приказаний Кутузова и был вполне готов к возобновлению боя. Не есть ли это величайшая похвала для полководца, что он, при такой обстановке, умел так действовать на войска и на подчиненных ему начальников?
В сумерки, возвратившись в главную квартиру, на мызу Татаринову, Кутузов поручил Толю обозреть расположение 2 армии и вообще левого крыла и оценить состояние войск. Толь объехал линии этих войск, нашёл их расстроенными и убедился в невозможности возобновления боя, о чём доложил Кутузову, который, после этого, приказал отступать по пути на Москву. Опасаясь, чтобы дальнейшее отступление нашей армии и предстоявшая потеря Москвы не оказали вредного влияния на дух народа, он старался скрывать свои намерения до последней минуты. В донесении Государю Кутузов, между прочим, писал: «…после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения, наша и неприятельская армии не могли не расстроиться и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идёт не о славе выигранных только баталий, но вся цель, будучи устремлена на истребление французской армии — ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить 6 вёрст, что будет за Можайском, и собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в тёплом уповании на помощь Всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск, увижу я, что могу предпринять противу неприятеля»… Император Александр, по-видимому, уразумел истину, но официально принял рапорт Кутузова, как известие о победе, произвёл его в генерал-фельдмаршалы и пожаловал ему 100,000 руб.; жена его, вместе с тем, была пожалована в статс-дамы к императрицам. Соответственные награды были даны главным сподвижникам Кутузова; не были забыты и нижние чины, участвовавшие в Бородинском сражении.
Во всяком случае, произошло нечто непонятное для массы современников. Обыкновенно в решительном сражении, данном Наполеоном, неприятель бывал разгромлен и спасался бегством. Здесь же осталось неизвестно, кто победил, Наполеон, или Кутузов; армия наша не была уничтожена; во всякую минуту она могла снова дать отпор врагу. Хотя и обидно было возобновлять отступление, но всеми чувствовалось, что обстоятельства изменяются к лучшему. Быть может, такой же результат был бы достигнут и при другом главнокомандующем, но Кутузов достиг этого лучше и искуснее всякого другого. Всякий другой мог бы в таком положении лишиться всеобщего доверия, — Кутузов его не лишился.
Утром 28 августа, армия снялась с позиции и, прикрываясь аррьергардом Пла-
