Днемъ я не могъ говорить съ ней наединѣ. Когда наступила ночь, мысль о близкомъ отъѣздѣ болѣзненно заныла во мнѣ. Комната Зденки была отдѣлена отъ моей сѣнями, которыя съ одной стороны вели на улицу, а съ другой во дворъ. Хозяева мои уже улеглись, когда мнѣ пришла мысль пойти побродить по деревнѣ чтобы нѣсколько разсѣяться. Выйдя въ сѣни, я увидалъ что дверь въ комнату Зденки была пріотворена.
Я невольно остановился.
Знакомый шорохъ платья заставилъ забиться мое сердце. Вслѣдъ за этимъ до меня донеслась напѣваемая въ полголоса пѣсня. Это было прощанье со своею красавицей одного сербскаго краля, отправлявшагося на войну.
„О мой юный тополь“, говорилъ старый краль, „я ухожу на войну и ты забудешь меня.
„Деревья растущія у подножія горы стройны и гибки, но стройнѣе и гибче твой юный станъ. Красны ягоды рябины что колышетъ вѣтеръ, но уста твои алѣе рябиновыхъ ягодъ! А самъ я что̀ старый дубъ безъ листьевъ и борода моя бѣлѣе чѣмъ пѣна Дуная! И ты забудешь меня, сердце мое, и умру я съ тоски, потому не посмѣетъ ворогъ убить стораго краля“.
И отвѣчала красавица: „Клянусь остаться тебѣ вѣрною и не забыть тебя во вѣкъ. Если нарушу я клятву, то приди по смерти своей и высоси изъ сердца моего кровь“.
И сказалъ старый краль: „Аминь!“ И ушелъ онъ на войну. И красавица его скоро забыла!…“
Тутъ Зденка замолкла, точно боялась кончать пѣсню. Я уже болѣе не сдерживалъ себя. Этотъ нѣжный выразительный голосъ былъ положительно голосъ герцогини де-Грамонъ… Забывъ все на свѣтѣ, я толкнулъ дверь и вошелъ. Зденка только-что сняла съ себя что-то въ родѣ казакина, чтб носятъ тамъ женщины. Одна шитая золотомъ и краснымъ шелкомъ рубашка и пестрая юпка стянутая у таліи облекали теперь ея стройные члены. Ея прекрасныя бѣлокурыя косы были расплетены, и въ этой полуодеждѣ еще обаятельнѣе рисовалась предо мной ея красота. Не разсердясь повидимому на меня за мое внезапное вторженіе, она однако смутилась и слегка покраснѣла.
— Ахъ, зачѣмъ ты пришелъ, заговорила она, — и что̀ подумаютъ обо мнѣ если застанутъ насъ вмѣстѣ?
