тительно чернѣло, насмѣшливо выпуская то тамъ, то сямъ разбросанные ростки клевера и тимоѳея. До конца мое дѣло оставалось въ томъ же печальномъ видѣ, такъ что я уже пересталъ за нимъ наблюдать и терпѣливо выслушивалъ насмѣшливые возгласы рабочихъ, прикащика и пріѣзжихъ агрономовъ: „а клеверъ-то сѣлъ!“ Я люблю философію за ея способность самодовольно подбочениваться надъ очевиднымъ фактомъ и доказывать, что онъ никакъ не могъ совершиться иначе. „А клеверъ-то сѣлъ, да и какъ ему не сѣсть на прѣсной землѣ? Клеверъ и тимоѳей требуютъ жирной земли, и можно было знать напередъ, что на 100 руб. сѣменъ будетъ брошено даромъ!“ Я окончательно притихъ передъ такою философіей, а еще болѣе передъ очевиднымъ фактомъ. Тѣмъ не менѣе, зная постоянную неисправность нашихъ транспортныхъ конторъ, я еще съ ранней весны выписалъ изъ Петербурга конныя грабли, о которыхъ слышалъ много хорошаго и мечталъ давно. А барометръ все продолжаетъ стоять на beau fiхe, и ни капли дождя, такъ что и въ лугу трава совершенно сѣла. Стали перепадать дожди, луговая трава мало поправилась, зато осмѣянный клеверъ закрылъ землю, не представляя, однако, возможности косить его. Луговыя травы въ концѣ іюня стали отцвѣтать; ждать болѣе было нечего, мы начали косить. Не скосили и половины луга, какъ полили дожди, да такъ что одинъ день ясной погоды при утреннемъ дождѣ, а два, три дня къ ряду ливень. Съ горемъ пополамъ ухитрились мы убрать сильно почернѣвшее луговое сѣно, а между тѣмъ все чаще и чаще сталъ я слышать отъ прикащика: „а вѣдь, пожалуй, клеверъ-то насъ выручитъ. Наберемъ, пожалуй, столько же, какъ со всего лугу“. Прошелъ апрѣль, май, іюнь, а конныхъ грабель, которымъ нужно двѣ недѣли времени, чтобы доѣхать изъ Петербурга, все нѣтъ. Лугъ, дающій обыкновенно до 3.000 пудовъ, едва далъ 1.500. Въ одно прекрасное утро объявляютъ, что привезли конныя грабли: куда съ ними прикажете? У крыльца, не безъ усилій, свалили большой тяжелый ящикъ и тотчасъ вскрыли его. Онъ оказался наполненнымъ чугунными колесами, рычагами и рычажками, валиками, прутьями, стойками, словомъ, невѣдомыми частями машины, которую я только мелькомъ видѣлъ на выставкахъ, а всѣ окружающіе меня даже не видывали. Началась возня складыванія и сборки, по соображенію, съ приговорами: „постой, постой, ты ее
