ихъ. И рече царь: „Азъ чаяхъ, яко во едино совокуплени будутъ на мя; нынѣ же разумѣю, яко разность между ихъ велика есть. Имамъ оубо на Русь быти.“ Пословъ же тѣхъ чествовахъ, отпусти ихъ, а писаніе писа Олгирду Литовскому и Олгу Резанскому: „Елико писасте ко мнѣ, познахъ, а на дарѣхъ вашихъ хвалю вамъ. Колико хощете Рускія вотчины, тѣм васъ одарю, токмо присягу ко мнѣ имѣйте; нынѣ же срѣтите мя съ своими силами, гдѣ оуспѣете, да одолѣете своего недруга̀, а мнѣ ваша пособъ не добрѣ надобна̀. Аще бо хотѣлъ, то и своею силою древніи Иерусалимъ пленилъ быхъ. Но чти вашея хощу, а моимъ именемъ и вашею рукою распущенъ[1] будетъ Князь Димитрей Московскій, да огрозится имя ваше во странахъ вашихъ. А мнѣ бо достоитъ побѣдити царя себѣ подобна и довлѣет ми царска честь. Сице Князем своимъ рцыте[2].“ Послы же возвратишася к нимъ, и повѣдаша, яко царь здравитъ, вел’ми хвалитъ. Они же возрадовашася о суетнѣмъ привѣте скуднымъ своимъ оумомъ, что оубо сихъ нареку. Аще бы врази были себѣ; то особную брань, сотворили нынѣ сія глаголы, что есть едина вѣра и едино крещеніе, а поганому приложилися и вкупѣ з безбожнымъ хотятъ гонити православную вѣру. О таковыхъ рече Патерикъ: по истиннѣ бо отсрѣкошася[3] своея масліны и присадишася к
