нечестія, которое созрѣвало въ груди его, но не смѣло обнаружиться во всей силѣ, потому что Юліанъ еще не имѣлъ полной свободы; но для Григорія тайна отступника уже была открыта. Все, что видѣлъ онъ въ Юліанѣ при встрѣчахъ съ нимъ, заставляло его говорить: «какое зло питаетъ Римская Имперія!» Григорій самъ ужасался своихъ предсказаній и желалъ, чтобы они не исполнились; но время ихъ оправдало (з).
Въ продолженіе пяти-или-шестилѣтняго пребыванія въ Аѳинахъ, Григорій пріобрѣлъ познанія нужныя для той цѣли, для которой онъ образовалъ себя; потому онъ думалъ оставитъ Аѳины вмѣстѣ съ Василіемъ. Но въ самый день отправленія окружили ихъ толпа товарищей и нѣкоторые изъ учителей; всѣ въ одинъ голосъ умоляли ихъ не оставлять Аѳинъ, представляя, что съ отбытіемъ ихъ Аѳины лишатся лучшаго своего украшенія; въ случаѣ же несогласія на просьбу угрожали удержать ихъ насильно. Василій, при помощи твердаго своего характера, устоялъ въ намѣреніи; напротивъ Григорій, по своей особенной чувствительности, не могъ преодолѣть неотступныхъ просьбъ своихъ товарищей и наставниковъ; ихъ слезы, въ искренности которыхъ онъ не имѣлъ причины сомнѣваться , и, можетъ быть, обѣщаніе — помѣстить его въ число учителей краснорѣчія, расположили Григорія остаться въ Аѳинахъ. Друзья разстались; «наша разлука была тоже, что разсѣченіе одного тѣла на двѣ части», говоритъ Григорій (и).
(з) Сл 5. (и) Сл 43. Стихотв. о своей жиз. стр. 5
