денція къ увеличенію; но если отвлечься отъ второстепенныхъ колебаній, то общее движеніе въ сторону уменьшенія остается совершенно очевиднымъ. Уменьшеніе выражается 43%, и оно тѣмъ болѣе ощутительно, что населеніе за то же время увеличилось на 16%.
Уменьшеніе не такъ замѣтно по отношенію къ числу предумышленныхъ убійствъ. Въ 1826—30 г.г. было осуждено 258 чел.; въ 1876—80 г.г.—все еще 239. Уменьшеніе становится замѣтнымъ, только принявъ въ расчетъ увеличеніе населенія. Эта разница въ эволюціи предумышленнаго убійства нисколько не должна насъ удивлять. Въ самомъ дѣлѣ, оно является преступленіемъ смѣшаннаго характера, имѣющимъ нѣкоторыя общія черты съ убійствомъ умышленнымъ, но также и рознящимся отъ него въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ; оно зависитъ, отчасти, и отъ другихъ причинъ. Иногда, это просто то же умышленное убійство, но только болѣе обдуманное и преднамѣренное, иногда же оно является простымъ спутникомъ преступленій противъ собственности. Въ послѣднемъ случаѣ, оно находится въ зависимости отъ другихъ факторовъ, чѣмъ вообще убійство. Оно опредѣляется не той суммой побужденій всякаго рода, которыя толкаютъ на пролитіе крови, но зависитъ отъ вліянія многоразличныхъ мотивовъ, побуждающихъ къ воровству.
Двойственность этихъ обоихъ видовъ преступленія замѣтна уже на таблицѣ ихъ измѣненій по мѣсяцамъ и временамъ года. Предумышленное убійство достигаетъ своей кульминаціонной точки зимою и особенно въ ноябрѣ, совсѣмъ какъ и преступленія противъ собственности. Такимъ образомъ эволюція убійства, въ его чистомъ видѣ, лучше прослѣживается по кривой умышленнаго убійства, а не по кривой предумышленнаго.
То же явленіе наблюдается и въ Пруссіи. Въ 1834 г. было начато 368 слѣдствій по дѣламъ объ убійствахъ и нанесеніи смертельныхъ ранъ, т. е. одно на 29.000 жителеЙ. Въ 1851 г. ихъ было уже только 257, или одно на 53.000
