ніе Бѣлорусскому ген.-губернатору; графъ Чернышевъ, въ слѣдующемъ году, внесъ въ сенатъ представленіе, въ которомъ, между прочимъ, сказано: „лѣса осталось не весьма много, а мачтоваго и совсѣмъ уже нѣтъ, отпущаются жъ только брусья отъ 4 до 8 саж., толстыя бревна отъ 5 до 6 саженъ, и третій родъ, называемый щоглы до 10 саж. лины тонкія; причины выведенія лѣса одно небреженіе, и что всякій, не мысля о буущемъ спешилъ о собственномъ прибыткѣ”; графъ Черныешвъ приводилъ въ примѣръ владѣніе трехъ войтовствъ полковника Щита, „коими управлялъ его вотчимъ, который по достовѣрному извѣстію, выпустилъ въ Ригу изъ помянутыхъ войтовствъ (лѣса) на 160,000 червонныхъ, и истребя коронные лѣса, накупилъ собственныхъ деревень; и такъ, когда почти невѣротяное число лѣса выпущено, чему жъ оставаться должно“... Вслѣдтствіе этого представленія, дальнѣйшій отпускъ лѣсныхъ товаровъ пріостановленъ впредь до разсмотрѣнія 180)...
Живую картину торговли по Двинѣ въ концѣ 18 и нач. 19 в. оставилъ намъ нѣмецкшй ученый Петри въ своей прекрасной книгѣ: „Новѣйшая картина Лифляндіи и Эстляндіи въ царствованіе Екатерины 2 и Алекандра 1“ 181). „Привозъ товаровъ въ Ригу, пишетъ Петри, производится отчасти водою по весьма судоходной Двинѣ, отчасти сухопутно извозомъ; но первый далеко значительнѣе послѣдняго. Тотчасъ послѣ весенняго ледохода, рѣка эта, по своей ширинѣ равняющая, приблизительно, Темзѣ въ Лондонѣ и составляющая для Риги то-же самое, что Темза для Лондона, представляетъ взору наблюдателя весьма интересное
