На все, на все заранѣ и заочно,
Готовы въ насъ рѣшенье и отвѣтъ.
Чредой знакомою предъ нами жизнь мелькаетъ,
Повсюду будничный, однообразный видъ:
Ничто нашъ взоръ внезапнымъ не пугаетъ,
Ничто нашъ умъ загадкой не дивитъ.
И средь заботъ, разчетовъ и пороковъ,
Безцвѣтно наша жизнь влачится безъ чудесъ,
Безъ слова грознаго разгнѣванныхъ пророковъ,
Безъ грозныхъ знаменій разгнѣванныхъ небесъ.
Но въ мигъ, когда земля дрожитъ и стонетъ,
И твердь небесная сверкаетъ и горитъ,
И въ лавѣ огненной окрестность грозно тонетъ,
И съ ревомъ вихрь за тучей тучу гонитъ,
И на землѣ все стихнетъ и молчитъ, —
И въ злой тоскѣ, какъ предъ кончиной міра,
Томясь, какъ грѣшница, природа мрачно ждетъ,
Когда палящій огнь съ небеснаго эфира
По гласу трубному, какъ мстящая сѣкира,
На землю съ грохотомъ и трескомъ упадетъ:
Тогда, какъ въ мигъ святаго откровенья,
Намъ слышится знакомый сердцу гласъ,
Давно въ шуму житейскаго волненья
Неслышный намъ, звучащій вѣчно въ насъ.
Когда, жь гроза надъ нами пронесется,
И солнце выглянетъ, и птички запоютъ,
На все, на все заране и заочно,
Готовы в нас решенье и ответ.
Чредой знакомою пред нами жизнь мелькает,
Повсюду будничный, однообразный вид:
Ничто наш взор внезапным не пугает,
Ничто наш ум загадкой не дивит.
И средь забот, расчетов и пороков,
Бесцветно наша жизнь влачится без чудес,
Без слова грозного разгневанных пророков,
Без грозных знамений разгневанных небес.
Но в миг, когда земля дрожит и стонет,
И твердь небесная сверкает и горит,
И в лаве огненной окрестность грозно тонет,
И с ревом вихрь за тучей тучу гонит,
И на земле все стихнет и молчит, —
И в злой тоске, как пред кончиной мира,
Томясь, как грешница, природа мрачно ждет,
Когда палящий огнь с небесного эфира
По гласу трубному, как мстящая секира,
На землю с грохотом и треском упадет:
Тогда, как в миг святого откровенья,
Нам слышится знакомый сердцу глас,
Давно в шуму житейского волненья
Неслышный нам, звучащий вечно в нас.
Когда, ж гроза над нами пронесется,
И солнце выглянет, и птички запоют,
