Ужъ не драконъ ли съ хвостомъ и крыльями выйдетъ ко мнѣ?
Вышелъ, однако, не драконъ, а человѣкъ среднихъ лѣтъ въ нелишенномъ вкуса пестромъ домашнемъ пиджакѣ. Средній ростъ, сѣрые, умные и добрые глаза и классическая улыбка людей таинственной страны, мною посѣщаемой,—вотъ что̀ замѣтилъ я ранѣе прочаго. Къ великому моему удивленію, онъ курилъ сигару, и на сигару эту, волею-неволею, устремилъ я глаза.
— Это заграничная, не прикажете ли?—проговорилъ хозяинъ, предлагая мнѣ свой портъ-сигаръ и отодвигая кресло подлѣ дивана.
Я отъ сигары отказался, но на кресло сѣлъ; сѣлъ и хозяинъ. Я съ удивленіемъ глядѣлъ на него и по сторонамъ, стараясь сообразить: гдѣ я находился и что̀ со мною дѣлается? Должно-быть, все мое лицо изображало изъ себя вопросительный знакъ. Совершенно съ тою же зоркостью, съ какою отвѣтилъ мнѣ хозяинъ на вопросъ о сигарѣ, только еще подготовлявшийся, отвѣтилъ онъ и тутъ.
— Вы удивлены всѣмъ окружающимъ? Вы, вѣроятно, прежде всего удивились моему имени и тѣмъ нашимъ улыбкамъ, которыя произрастаютъ подъ нашимъ удивительнымъ водянымъ небосклономъ?
— Признаюсь… да… я удивленъ… я пораженъ…—пробормоталъ я полувнятно.
— О! я объясню вамъ многое, но не все, конечно… Я называюсь господиномъ Можетъ-Быть и этимъ внѣшнимъ признакомъ проявляю мои воззрѣнія. Я уже не первый въ нашемъ родѣ, насъ было много. Очень много людей такихъ же убѣжденій, что̀ и мы, и въ вашемъ мірѣ, въ вашемъ обществѣ, т.-е. въ томъ, которому вы принадлежите и изъ котораго вы ко мнѣ пришли, но только они изъ робости не принимаютъ на себя гласнаго, всѣмъ понятнаго назва-
Уж не дракон ли с хвостом и крыльями выйдет ко мне?
Вышел, однако, не дракон, а человек средних лет в нелишённом вкуса пёстром домашнем пиджаке. Средний рост, серые, умные и добрые глаза и классическая улыбка людей таинственной страны, мною посещаемой, — вот что заметил я ранее прочего. К великому моему удивлению, он курил сигару, и на сигару эту, волею-неволею, устремил я глаза.
— Это заграничная, не прикажете ли? — проговорил хозяин, предлагая мне свой портсигар и отодвигая кресло подле дивана.
Я от сигары отказался, но на кресло сел; сел и хозяин. Я с удивлением глядел на него и по сторонам, стараясь сообразить: где я находился и что со мною делается? Должно быть, всё моё лицо изображало из себя вопросительный знак. Совершенно с тою же зоркостью, с какою ответил мне хозяин на вопрос о сигаре, только ещё подготовлявшийся, ответил он и тут.
— Вы удивлены всем окружающим? Вы, вероятно, прежде всего удивились моему имени и тем нашим улыбкам, которые произрастают под нашим удивительным водяным небосклоном?
— Признаюсь… да… я удивлён… я поражён… — пробормотал я полувнятно.
— О! я объясню вам многое, но не всё, конечно… Я называюсь господином Может-Быть и этим внешним признаком проявляю мои воззрения. Я уже не первый в нашем роде, нас было много. Очень много людей таких же убеждений, что и мы, и в вашем мире, в вашем обществе, т. е. в том, которому вы принадлежите и из которого вы ко мне пришли, но только они из робости не принимают на себя гласного, всем понятного назва-
