Какъ-то лѣтомъ, въ іюлѣ мѣсяцѣ, сидѣлъ я, часу въ десятомъ утра, у моего хорошаго пріятеля Богуславскаго, на дачѣ на Черной рѣчкѣ. Дача была маленькая, домикъ съ двумя комнатами внизу и одною, съ балкончикомъ, подъ крышею; дача стояла внутри двора другой, большой дачи, нанятой одною изъ очень извѣстныхъ балеринъ. Небольшой садикъ, огороженный дрянною рѣшеткою въ аршинъ вышины, принадлежалъ собственно Богуславскому; рѣшетка эта существовала больше для виду, потому что не было курицы, кошки или собаки, которая, при малѣйшемъ желаніи, не могла бы перескочить ее, и поэтому цвѣты въ садикѣ: настурціи, горошекъ, флоксы и вербены оказывались помятыми чуть ли не каждое утро.
Самъ Богуславскій, человѣкъ лѣтъ сорока, холостой, болѣзненный, скромный, относился къ великимъ неудачникамъ и, со всею энергіею оставшихся въ немъ силъ, ухватился за исполненіе должности начальника отдѣленія въ одномъ изъ министерствъ. До того былъ онъ и художникомъ, и музыкантомъ, участвовалъ въ рухнувшемъ театральномъ предпріятіи, и даже торговалъ одно время лѣсомъ, причемъ одною изъ побудительныхъ причинъ торговли именно лѣсомъ, а не чѣмъ другимъ, должно признать причину вполнѣ поэтическую: буду, думалъ Богуславскій, тор-
Как-то летом, в июле месяце, сидел я, часу в десятом утра, у моего хорошего приятеля Богуславского, на даче на Чёрной речке. Дача была маленькая, домик с двумя комнатами внизу и одною, с балкончиком, под крышею; дача стояла внутри двора другой, большой дачи, нанятой одною из очень известных балерин. Небольшой садик, огороженный дрянною решёткою в аршин вышины, принадлежал собственно Богуславскому; решётка эта существовала больше для виду, потому что не было курицы, кошки или собаки, которая, при малейшем желании, не могла бы перескочить её, и поэтому цветы в садике: настурции, горошек, флоксы и вербены оказывались помятыми чуть ли не каждое утро.
Сам Богуславский, человек лет сорока, холостой, болезненный, скромный, относился к великим неудачникам и, со всею энергиею оставшихся в нём сил, ухватился за исполнение должности начальника отделения в одном из министерств. До того был он и художником, и музыкантом, участвовал в рухнувшем театральном предприятии, и даже торговал одно время лесом, причем одною из побудительных причин торговли именно лесом, а не чем другим, должно признать причину вполне поэтическую: буду, думал Богуславский, тор-
