Я читалъ эту книгу ввечеру подъ Новый годъ, и я такъ углубился въ чтеніе, что даже позабылъ свое обычное новогоднее увеселеніе — свой дикій поѣздъ въ «Амакъ».
Но вы, вѣроятно, и понятія не имѣете, что это такое Амакъ, или поѣздъ на Амакъ?
Что вѣдьмы ѣздятъ верхомъ на метлѣ на Брокенъ въ Иванову ночъ, это всѣ знаютъ очень хорошо, но у насъ есгь свой собственный дикій поѣздъ; онъ нашъ отечественный, онъ принадлежитъ не прошлому, а новому времени; онъ совершается въ Амакѣ, — Амакъ — это отдаленная часть города Копенгагена, — подъ Новый годъ.
Всѣ плохіе поэты, всѣ гювѣсы, музыканты, газетные писаки и художественныя знаменитости, — всѣ тѣ, которые никуда не годятся, въ ночь подъ Новыій годъ ѣздятъ по воздуху въ Амакъ.
Они сидятъ верхомъ на своихъ кистяхъ или гусиныхъ перъяхъ.
(Сталъныя перья не въ употребленіи, — стальныя перья слишкомъ жестки.)
Я, какъ ужъ и имѣлъ честъ вамъ докладывать, вижу это всякій разъ въ ночь подъ Новый годъ. Я могъ бы назвать по имени большую часть всадниковъ, да не желаю накликать на себя ихъ вражду и потому не назову.
Они не любятъ, чтобъ люди знали что-нибудь про ихъ поѣздки въ Амакъ на гусиныхъ перьяхъ.
У меня есть что-то въ родѣ племянницы, какая-то дочь сестры, которая торгуетъ рыбой и поставляетъ, по ея увѣренію, брань и ругательства въ три чрезвычайно уважаемыя газеты. Ну, вотъ эта-то самая племянница была тоже въ Амакѣ въ качествѣ гостьи; сама она не владѣетъ перомъ и верхомъ ѣздить не мо-
