И старшій офицеръ такъ же тихо и спокойно отдалъ это приказаніе унтеръ-офицерамъ.
И нѣсколько человѣкъ стали у мачтъ, готовые по командѣ рубить ихъ.
А Егоръ именно теперь, во время такой серьезной опасности, и не подозрѣвалъ, что смерть близка, и надежда не покидала его.
Корветъ метался среди волнъ и плохо слушался руля. Носъ тяжело поднимался и чаще зарывался въ воду.
— Руби фокъ-мачту! раздался въ рупоръ голосъ капитана.
Раздался стукъ топоровъ, и скоро фокъ-мачта упала за бортъ.
Носъ облегчился, и волны перестали заливать корветъ.
Егоръ, не понимавшій, въ чемъ дѣло, увидалъ только, что лицо капитана просвѣтлѣло. И лица старыхъ матросовъ оживились. Многіе крестились.
— И молодца же нашъ капитанъ, сказалъ Егору, снова подходя къ нему, Захарычъ.—Вызволилъ!
— А развѣ опасно было?
— Еще какъ!.. Потопнуть могли… Штурма форменная!..
Егоръ ахнулъ, понявши, отъ какой онъ избавился опасности, и спросилъ:
— А теперь?..
— Теперь… Теперь, слава Богу!.. Да и штурма затихаетъ.
Дѣйствительно, послѣ полудня штормъ сталъ утихать, и къ вечеру корветъ шелъ подъ парами, направляясь къ Копенгагену.
— А зачѣмъ ты, Захарычъ, не сказалъ мнѣ тогда всей правды про бурю?—спрашивалъ въ тотъ же вечеръ Егоръ Захарыча въ жилой палубѣ.
— Зачѣмъ?.. А не хотѣлъ пугать тебя, Егорка… По крайности, ты раньше не мучился бы страхомъ, еслибъ, сохрани Богъ… Жалко мнѣ тебя было, Егорка… вотъ зачѣмъ… А теперь ты самъ знаешь, какія бури бываютъ… И послѣ того, какъ видѣлъ настоящую «штурму», станешь форменнымъ матросикомъ, какъ и другіе… Правильно я говорю?..
— Спасибо, Захарычъ!.. Добрый ты!.. Вѣкъ тебя не забуду! дрогнувшимъ голосомъ отвѣчалъ молодой матросикъ.
