пятнадцать лѣтъ. Сперва онъ былъ у него вѣстовымъ, а послѣ отставки остался при немъ въ качествѣ камердинера и довѣреннаго лица, на испытанную честность котораго можно было вполнѣ положиться. Егоровъ совершилъ съ своимъ бариномъ не мало дальнихъ и внутреннихъ плаваній, и все имущество барина было на рукахъ Егорова. Оба они за это долгое время до того привыкли одинъ къ другому, до того Егоровъ былъ вѣрнымъ человѣкомъ, заботившимся о своемъ командирѣ и объ его интересахъ съ какою-то чисто собачьей преданностью, что, несмотря на обоюдные недостатки, хорошо изученные другъ въ другѣ, они не могли разстаться, хотя и нерѣдко грозились этимъ оба въ минуты раздраженія.
Не разстались они даже и тогда, когда адмиралъ, по словамъ Егорова, „на старости лѣтъ ополоумѣлъ“ и, несмотря на самыя ѣдкія предостереженія своего вѣстового, выслушанныя адмираломъ съ сконфуженнымъ видомъ, женился, два года тому назадъ, на молодой, хорошенькой и очень бойкой блондинкѣ, которую Егоровъ сразу же не взлюбилъ и прозвалъ почему-то „бѣлой сорокой“.
Онъ тогда же просилъ адмирала „увольнить“ его.
— Жили мы съ вами, Лександра Иванычъ, слава Богу, одни, а теперь мнѣ оставаться никакъ невозможно!—говорилъ Егоровъ своимъ мягкимъ баскомъ, поглядывая не безъ сожалѣнія на смуглое, заросшее бородой, некрасивое и радостное лицо своего „ополоумѣвшаго“ адмирала.
— Это почему?..
— Сами, кажется, можете понять… Теперь у васъ другіе порядки пойдутъ съ адмиральшей-то… Адмиральша потребуетъ, чтобы вы взяли форменнаго камардина, а не то, чтобы держать такого, какъ я. Извѣстно, молодой супруги надо слушаться,—прибавилъ не безъ иронической нотки въ голосѣ Егоровъ.
— Ты, скотина, языкъ-то свой прикуси!..
— Прикуси, не прикуси, а я вѣрно говорю…
Адмиралъ, нѣсколько смущенный, выругалъ Егорова на морскомъ діалектѣ и приказалъ остаться.
— При мнѣ будешь по прѣжнѣму… Слышишь?
— Слушаю, ваше превосходительство…
— Только смотри… Не вздумай грубить барынѣ…
— Чего мнѣ грубить… Я до барыни и касаться не буду… У ихъ свои слуги будутъ… А я при васъ…
