въ присутствіи барона, Степана Степановича. „Вотъ-то пріятно было съ нимъ служить. Вотъ-то былъ знающій и дѣльный старшій офицеръ и добрый товарищъ. И какъ его любили матросы, и какъ онъ самъ понималъ матроса и любилъ его! И какъ они для него старались“.
— Его даже и „Куцый“ любилъ!—восклицалъ курчавый бѣлокурый мичманъ Кошутичъ, особенно любившій „травить“ эту „нѣмецкую аристократическую дубину“.—А „Куцаго“ что-то не видать нынче на верху, господа… Прячется, бѣдная собака. Что бы это значило, а?—прибавлялъ нарочно мичманъ, знавшій объ угрозѣ старшаго офицера.
Баронъ только надувался, словно индюкъ, не обращая, повидимому, никакого вниманія на всѣ эти шпильки, и съ тупымъ упрямствомъ ограниченнаго человѣка не измѣнялъ своего поведенія и какъ будто игнорировалъ общую къ себѣ нелюбовь.
Въ теченіи этого мѣсяца „Куцый“ дѣйствительно не показывался на глаза старшаго офицера, хоть самъ и увидалъ его еще разъ издали, причемъ Кочневъ, указавши на барона, проговорилъ: „Берегись его, Куцый!“ и проговорилъ такимъ страшнымъ голосомъ, что „Куцый“ присѣлъ на заднія лапы. Прежняя привольная жизнь „Куцаго“ измѣнилась. По утрамъ, во время обычныхъ обходовъ старшаго офицера, „Куцый“ скрывался гдѣ-нибудь въ уголкѣ трюма или кочегарной, указанномъ ему Кочневымъ, который не мало употребилъ усилій, чтобъ пріучить собаку сидѣть, не шелохнувшись, въ темномъ уголкѣ. И во время авраловъ ужъ „Куцый“ не выбѣгалъ на верхъ. Благодаря урокамъ своего наставника, довольно было проговорить: „Зуда идетъ“, чтобы „Куцый“, поджавъ свой обрубокъ, стремительно улепетывалъ внизъ и забивался куда-нибудь въ самое сокровенное мѣстечко, откуда выходилъ только тогда, когда раздавался въ люкъ успокоительный свистъ какого-нибудь матроса. На верхнюю палубу „Куцаго“ выводили матросы въ то время, когда баронъ обѣдалъ или спалъ, и въ эти часы забавлялись, по прежнему, забавными штуками умной собаки. „Не бойся, Куцый“,—успокоивали его матросы,—„Зуды нѣтъ“. И матросы, оберегая своего любимца, ставили часовыхъ, когда „Куцый“, бывало, давалъ свои представленія на бакѣ. Только по ночами, особенно по темнымъ безлуннымъ тропическимъ ночамъ, выспавшійся за день „Куцый“ свободно разуливалъ по
