ятій матери, цѣловался съ отцомъ и потомъ съ сестрой… У всѣхъ на глазахъ сверкали слезы…
Всѣмъ хотѣлось говорить, и всѣ говорили не то, что хотѣлось.
— Здѣсь у насъ еще идетъ чистка, папа. Пойдемъ лучше въ каюту!—проговорилъ наконецъ Сережа низкимъ пріятнымъ баритономъ, бросая быстрый взглядъ на костюмъ Ниты и отводя глаза съ довольнымъ выраженіемъ.
— Веди, куда хочешь, Сережа!—взволнованно отвѣчалъ отецъ.
— Вотъ нашъ капитанъ, папа… Позволь тебѣ его представить.
И, не дожидаясь согласія отца, онъ подвелъ капитана, пожилого, приземистаго брюнета, заросшаго волосами, и представилъ его отцу, матери и сестрѣ.
Послѣ нѣсколькихъ минутъ разговора, въ которомъ капитанъ очень хвалилъ молодого лейтенанта, всѣ спустились въ каютъ-компанію. Офицеры, сидѣвшіе тамъ, встали и поклонились. Сережа опять представилъ своимъ двухъ молодыхъ офицеровъ, въ томъ числѣ одного съ княжеской фамиліей.
— Познакомь ужъ со всѣми, Сережа!—проговорилъ тихо адмиралъ, замѣтивши, что сынъ хотѣлъ вести его въ каюту.
Всѣ были представлены, и послѣ того Сережа ввелъ своихъ въ просторную, свѣтлую, щегольски убранную каюту.
— А вѣдь я тебя, Сережа, не узналъ въ первую минуту… Такъ ты измѣнился… возмужалъ съ тѣхъ поръ, какъ мы не видались. Ну-ка, дай я на тебя погляжу.
И съ этими словами старикъ крѣпко сжалъ въ своей худой, костлявой, но сильной рукѣ, мягкую, пухлую, холеную руку сына и глядѣлъ на него долгимъ любовнымъ, полнымъ безконечной нѣжности взглядомъ.
— Экой ты молодецъ какой!—наконецъ проговорилъ онъ, отводя глаза, и сталъ разглядывать Сережину каюту.
Высокій, хорошо сложенный, свѣжій и румяный, съ тонкими чертами красиваго и умнаго, слегка загорѣвшаго лица, опушеннаго свѣтло-русой бородкой, подстриженной по модному, à la Henri IV, молодой человѣкъ, недавно только-что произведенный въ лейтенанты, дѣйствительно глядѣлъ молодцомъ и притомъ имѣлъ тотъ нѣсколько-самоувѣренный, хлыщѣватый и въ то же время солидный видъ, какимъ въ послѣднее время стали, по примѣру серьезныхъ молодыхъ франтовъ изъ свѣт-
