онъ не у своихъ—хотя для него и приготовлена была прежняя маленькая его комната,—а у своего друга, князя Усольцева, котораго Сережа, не смотря на протестъ сестры, все-таки привезъ къ своимъ.
Масса подарковъ Сережи украшала теперь скромную квартиру Волынцевыхъ. Чудныя японскія вазы, столики, разныя китайскія вещи изъ черепахи и слоновой кости стояли въ гостиной и въ комнатѣ Анны Васильевны. У адмирала въ кабинетѣ красовались великолѣпные китайскіе шахматы съ громадными фигурами, а у Ниты въ комодѣ были китайскія и японскія матеріи, вѣера, страусовыя перья и много разныхъ цѣнныхъ бездѣлокъ. Такими же роскошными вещами Сережа одарилъ нѣкоторыхъ знакомыхъ и кромѣ того кронштадская его квартира была полна привезенными вещами.
Отецъ только удивлялся. Онъ зналъ, что всѣ эти предметы роскоши стоили большихъ денегъ; нельзя было навезти ихъ столько на жалованье. Кромѣ того, Максима Ивановича поражала и жизнь сына въ Петербургѣ: эти лихачи, эта дружба съ княземъ Усольцевымъ, завтраки и обѣды въ ресторанахъ, театры…
Откуда у него на это деньги?
И аккуратный старикъ, никогда въ жизни не имѣвшій долговъ, съ ужасомъ подумалъ, что сынъ запутался въ долгахъ.
Не рѣшаясь изъ деликатности прямо спросить объ этомъ, онъ какъ-то стороной завелъ однажды рѣчь о молодыхъ людяхъ, запутывающихся въ долгахъ, но Сережа, понимая, къ чему клонитъ отецъ, смѣясь, проговорилъ:
— Успокойся, папа. У меня нѣтъ ни копѣйки долга.
— Откуда-жъ у тебя деньги?—чуть было не сорвалось у отца, но онъ удержался и промолчалъ.
И вдругъ адмиралъ вспомнилъ, что сынъ его ревизоръ. Онъ хорошо зналъ, что въ послѣднее время ревизоры и многіе капитаны нисколько не стѣсняются пользоваться незаконными доходами и даже громко хвастаются этимъ.
„Господи! Неужели и Сережа?“
Ужасное подозрѣніе закралось въ эту честную сѣдую голову, и выраженіе страха и страданія исказило черты лица адмирала, когда онъ остался одинъ въ своемъ кабинетѣ.
„Не можетъ быть! Это неправда!“
Онъ гналъ эти подозрѣнія. Онъ ни слова не говорилъ сыну, ожидая, что тотъ самъ объяснитъ это недоразумѣніе.
