Быть можетъ, Сережа выигралъ крупную сумму въ карты—вѣдь моряки любятъ поиграть въ азартныя игры на берегу!
Но Сережа молчалъ, и подозрѣнія снова назойливо закрадывались въ голову старика и терзали его.
Въ послѣдніе дни они не давали покоя. Куда дѣвалось его прежнее добродушіе и веселость? Какъ ни старался онъ скрыть отъ жены и дочери свои страданія, его скорбный, растерянный видъ выдавалъ его. Онъ сдѣлался молчаливъ и большую часть времени проводилъ у себя въ кабинетѣ.
Анна Васильевна съ тревогой спрашивала: „здоровъ ли онъ?“ и старикъ, чтобы отдѣлаться, сваливалъ свое дурное расположеніе на ревматизмъ. Чуткая Нита догадывалась, что поведеніе Сережи причиняетъ страданія отцу, чаще ласкалась къ старику, заглядывая къ нему въ кабинетъ, и чаще предлагала почитать вслухъ.
И старикъ нѣжно цѣловалъ ее и говорилъ:
— Спасибо, спасибо, Ниточка, не надо… Ревматизмъ подлецъ даетъ себя знать… Я полежу… А ты иди къ матери…
Однажды онъ возвратился домой совсѣмъ убитый. Онъ только-что вернулся изъ одного ресторана на Васильевскомъ островѣ, куда ходилъ читать англійскія газеты и выпить чашку кофе, и тамъ слышалъ разговоръ нѣсколькихъ молодыхъ моряковъ объ его сынѣ. Они его не бранили—о, нѣтъ!—напротивъ, съ одобреніями и завистью говорили, что онъ „ловкій ревизоръ,“ тысячъ десять привезъ изъ плаванія кромѣ вещей… Молодецъ Волынцевъ! Не зѣвалъ!
Точно оплеванный, вышелъ адмиралъ изъ ресторана, дошелъ домой и заперся въ кабинетѣ.
„Не можетъ быть… На Сережу клевещутъ!“—все еще не хотѣлъ вѣрить честнѣйшій старикъ и рѣшилъ, что надо переговорить съ сыномъ.
Онъ опровергнетъ всѣ эти мерзости!.. О, навѣрное!
И надежда смѣнялась отчаяніемъ, отчаяніе надеждой. Безграничная любовь къ Сережѣ ожесточенно боролась противъ очевидности.
Но болѣе терпѣть онъ не могъ. Надо же, наконецъ, узнать правду и не подозрѣвать напрасно сына.
И, однако, страхъ охватывалъ этого неустрашимаго моряка видавшаго на своемъ вѣку не мало опасностей, при мысли о подобномъ объясненіи съ сыномъ.
Думалъ-ли онъ, что ему придется имѣть такія объясненія?!
