су несообразностей: отчаянныя хромолитографіи, которыя онъ принимаетъ за картины старинныхъ мастеровъ, уродливые портреты, представляющіе, по его мнѣнію, Росморовъ, траурные гербы и громкое имя, данное имъ жалкой лачугѣ: «Росморъ-Тоуэрсъ». Но болѣе всего поразило Трэси ни съ чѣмъ не сообразное заявленіе хозяина, что его здѣсь ожидали. Какъ могли ожидать здѣсь лорда Берклея? Селлерсъ долженъ былъ знать изъ газетъ, что молодой виконтъ погибъ во время пожара въ гостинницѣ Нью-Гэдсби.
«Чортъ побери, онъ и самъ не знаетъ, кого ждалъ; изъ его словъ было видно, что его удивило мое англійское происхожденіе, а также и то, что я художникъ. Впрочемъ, онъ какъ будто остался доволенъ мною; да, бѣдный старикъ, дѣйствительно, немного рехнулся, а пожалуй, онъ и совсѣмъ сумасшедшій. Впрочемъ, все-таки довольно интересный субъектъ; всѣ помѣшанные — непремѣнно курьезные люди. Надѣюсь, что ему понравится работа. Я же охотно буду приходить сюда каждый день, чтобы изучать его. И въ письмѣ къ отцу… впрочемъ, нѣтъ, зачѣмъ я обращаюсь къ этому предмету? Лучше не думать о немъ, чтобы не унывать.
«Вотъ кто-то идетъ, надо приняться за рисованіе. Опять старикъ-хозяинъ; онъ, кажется, разстроенъ; ужъ не внушаетъ-ли ему непріятныхъ подозрѣній мое платье? Дѣйствительно оно довольно странно — для художника и если бы совѣсть позволяла мнѣ перемѣнить его… однако, объ этомъ нечего толковать. Мнѣ странно, зачѣмъ Селлерсъ дѣлаетъ въ воздухѣ пассы руками. Они какъ будто относятся ко мнѣ; неужели онъ пытается магнитизировать меня? Это мнѣ не по душѣ, тутъ что-то не ладно».
А полковникъ тѣмъ временемъ бормоталъ про себя: «Я очевидно подѣйствовалъ на него. Однако, на этотъ разъ довольно; онъ, кажется, не очень крѣпокъ и я могу заставитьего расплыться въ ничто. Теперь можно предложить ему одинъ или два вопроса съ цѣлью вывѣдать, «что онъ такое и откуда».
Селлерсъ подошелъ къ гостю и заговорилъ съ нимъ любезнымъ тономъ:
— Я не стану мѣшать вамъ, мистеръ Трэси; мнѣ хочется только взглянуть на вашу работу. Ахъ, какъ вы прекрасно рисуете! Какъ изящно у васъ ложатся краски! Моя дочь будетъ въ восторгѣ. Бы позволите мнѣ присѣсть къ вашему столу?
— Конечно; сдѣлайте одолженіе.
— Но я не помѣшаю вамъ, не разсѣю вашего вдохновенія?
Трэси засмѣялся и сказалъ, что его вдохновеніе не такъ воздушно, чтобы его было легко разсѣять.
Полковникъ предложилъ нѣсколько осторожныхъ и обдуман-
