ный намекъ и отецъ пойметъ его, если захочетъ. Конечно, онъ догадается, что любящій, почтительный сынъ пожелалъ сдѣлать ему удовольствіе, открывъ свое инкогнито. Минуту спустя, продолжая думать въ этомъ направленіи, Трэси невольно воскликнулъ: «Ахъ, еслибы онъ телеграфировалъ мнѣ, чтобы я вернулся! Но нѣтъ, я не могъ бы исполнить воли отца. Я не долженъ ему покоряться. Взявъ на себя важную миссію, я не смѣю малодушно отступить. Нѣтъ, нѣтъ, я не могъ бы вернуться домой, да и не захотѣлъ бы этого». — Затѣмъ, послѣ нѣкотораго раздумья, онъ прибавилъ: «Но, можетъ быть, сыновній долгъ и требуетъ моего возвращенія при настоящихъ обстоятельствахъ; отецъ мой въ такихъ преклонныхъ лѣтахъ и ему было бы пріятно найти во мнѣ опору на склонѣ дней. Надо хорошенько подумать объ этомъ. Конечно, справедливость требуетъ, чтобы я остался здѣсь. Но все-таки подать вѣсточку о себѣ отцу тоже не мѣшаетъ. Вѣдь не потребуетъ же онъ меня немедленно къ себѣ! Нѣтъ, это было бы жаль; это испортило бы мнѣ все дѣло». Онъ опять задумался: «Ну, а если бы отецъ, не шутя, принялся настаивать?.. Право, я не знаю, чтобы я сдѣлалъ тогда… Родной домъ! Ахъ, какъ хорошо звучитъ это слово! И можно-ли ставить человѣку въ вину, если его тянетъ туда?»
Онъ отправился на одну изъ телеграфныхъ станцій по близости, и тутъ немедленно наткнулся на образецъ «обычной вашингтонской вѣжливости», по выраженію Барроу. «Здѣсь, — говорилъ новый товарищъ Трэси, — съ вами обращаются въ публичныхъ мѣстахъ, какъ съ бродягой, но если узнаютъ, что вы членъ конгресса, сейчасъ картина перемѣнится и вы будете осыпаны любезностями». — Въ телеграфной конторѣ дежурилъ юноша лѣтъ семнадцати. При входѣ Трэси, онъ завязывалъ себѣ башмакъ, поставивъ ногу на стулъ и повернувшись спиною къ форточкѣ. Телеграфистъ оглянулся черезъ плечо на вошедшаго, смѣрилъ его глазами и, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжалъ свое занятіе. Трэси успѣлъ написать текстъ своей телеграммы и ждалъ минуту, двѣ, три, пока дежурный возился съ своимъ башмакомъ. Наконецъ, онъ его окликнулъ:
— Потрудитесь, пожалуйста, принять отъ меня телеграмму!
Юноша опять оглянулся черезъ плечо, и его дерзкій взглядъ ясно говорилъ: — Неужели же вы не можете обождать немного?
Въ концѣ концовъ, тесемки были завязаны; онъ взялъ телеграмму, пробѣжалъ ее глазами и съ удивленіемъ взглянулъ на Трэси. Въ его глазахъ мелькнуло что-то, граничащее съ уваженіемъ, пожалуй, даже почтительностью, какъ показалось посѣтителю, хотя онъ такъ отвыкъ встрѣчать то и другое, что не рѣшался вѣрить своимъ предположеніямъ.
