житесь какъ слѣдуетъ и сторожите у дверей, пока я пошлю кого-нибудь за полицейской стражей, — объявилъ Гугъ, выходя изъ пріемной. На порогѣ онъ обернулся къ Мильсу и сказалъ:
— Для васъ окажется выгоднѣе не усиливать своей вины тщетными попытками скрыться бѣгствомъ.
— Если только это тебя тревожитъ, ты можешь успокоиться. Я вовсе не намѣренъ бѣжать отсюда. Мильсъ Гендонъ законный владѣлецъ Гендонскаго замка и всѣхъ принадлежащихъ къ нему помѣстьевъ. Можешь быть увѣренъ, что онъ не убѣжитъ!
Король сидѣлъ нѣсколько мгновеній въ глубокой задумчивости, а затѣмъ, взглянувъ на Мильса, сказалъ:
— Странно, очень странно… Я этого положительно не понимаю.
— Тутъ нѣтъ ничего страннаго, государь. Я его знаю и нахожу его поведеніе совершенно естественнымъ. Онъ былъ съ самой колыбели подлецомъ и лицемѣромъ!
— Я говорю вовсе не о немъ, сэръ Мильсъ.
— Не о немъ? Такъ о комъ же? Что именно представляется страннымъ вашему величеству?
— То, что отсутствія короля какъ будто даже и не замѣчаютъ.
— Какъ, что такое? Я словно не совсѣмъ понимаю то, что вы, государь, изволили сказать.
— Быть не можетъ! Неужели васъ самихъ не поражаетъ своею странностью то обстоятельство, что меня даже и не думаютъ разыскивать. Слѣдовало бы, кажется, ожидать, что всюду разошлютъ курьеровъ съ прокламаціями о безвѣстной моей пропажѣ и обстоятельнымъ описаніемъ моихъ примѣтъ. Я вѣдь глава государства, и разъ что я исчезъ, все королевство оказывается въ положеніи обезглавленнаго трупа. Во всякомъ случаѣ мое исчезновеніе должно было повергнуть всю Англію въ величайшее горе и смятеніе. Между тѣмъ ничего подобнаго незамѣтно. Неправда ли, какъ все это странно и удивительно?
— Точно такъ, ваше величество! У меня съ горя все это вышло изъ головы, — отвѣтилъ со вздохомъ Гендонъ, добавивъ про себя: «Бѣдный помѣшавшійся мальчикъ, онъ все еще носится съ безумными своими грезами!»
— Я придумалъ, однако, планъ, который вернетъ намъ обоимъ законныя наши права, — продолжалъ король. — Я напишу собственноручный указъ на трехъ языкахъ: латинскомъ, греческомъ
