эта мысль явилась вся, цѣликомъ, — блѣдная, тусклая, едва уловимая, но вся, цѣликомъ. Не теряя ни минуты, я съ судорожной энергіей отчаянія принялся за ея осуществленіе.
Уже много часовъ ближайшая къ скамьѣ часть темницы буквально кишѣла крысами. Дикія, смѣлыя, алчныя, онѣ поглядывали на меня своими красными глазами, точно дожидались, когда прекратятся мои движенія и я стану ихъ добычей. — Къ какой пищѣ, — подумалъ я, — привыкли онѣ въ этомъ колодцѣ?
Какъ я ни отгонятъ ихъ, — онѣ сожрали почти все, что было въ мискѣ. Я безпрерывно махаль рукою надъ миской, но это механическое, однообразное движеніе, превратившееся въ привычку, уже переставало отпугивать крысъ. Прожорливыя твари то и дѣло вонзали свои острые зубы въ мои пальцы. Я натеръ ремень, гдѣ только могъ достать до него — остатками мяса, пропитаннаго масломъ и пряностями, отнялъ руку отъ миски и легъ неподвижно, затаивъ дыханіе.
Въ первую минуту жадныя животныя были поражены и испуганы этой перемѣной, — прекращеніемъ движенія руки. Онѣ отхлынули прочь; многія скрылись въ колодцѣ. Но это длилось одно мгновеніе. Я не даромъ разсчитывалъ на ихъ прожорливость. Замѣтивъ, что я лежу не шевелясь, одна или двѣ посмѣлѣе вскарабкались на скамью и принялись обнюхивать ремни. Повидимому это было сигналомъ къ общему нападенію. Новыя полчища хлынули изъ колодца. Онѣ лѣзли на скамью и сотнями толпились на моемъ тѣлѣ. Мѣрные взмахи маятника ничуть не пугали ихъ. Ловко увертываясь отъ него, онѣ грызли намасленный ремень. Онѣ толпились, кишѣли на мнѣ, все прибывая и прибывая. Ихъ лапы щекотали мнѣ горло, ихъ холодныя губы дотрогнвались до моихъ губъ. Я задыхался подъ тяжестью этихъ полчищъ; отвращеніе, которому нѣтъ названія, переворачивало всю мою внутренность, пробѣгало холодомъ по сердцу. Но еще минута — и все будетъ кончено. Я чувствовалъ, что узы мои ослабѣваютъ. Чувствовалъ, что онѣ порваны уже въ нѣсколькихъ мѣстахъ. Съ нечеловѣческой рѣшимостью я все еще лежалъ не шевелясь.
Не даромъ я терпѣлъ, не напрасно надѣялся! Наконецъ-то я почувствовалъ себя свободнымъ. Ремень висѣлъ лоскутьями вокругъ моего тѣла. Но маятникъ уже касался моей груди. Онъ перерѣзалъ саржу. Перерѣзалъ полотно нижней рубахи. Еще взмахъ — еще — и жгучая боль пронизала мое тѣло. Но наступила минута освобожденія. При первомъ взмахѣ моей руки, мои избавители въ безпорядкѣ ринулись прочь. Осторожнымъ, тихимъ, гибкимъ, змѣинымъ движеніемъ, я выскользнулъ изъ моихъ узъ и изъ подъ сѣкиры. Въ эту минуту, по крайней мѣрѣ, я былъ свободенъ.
