императора Оподельдока. Къ письму этого господина приложены нелѣпѣйшія и безсодержательнѣйшія вирши объ «ангелахъ и священнослужителяхъ, исполненныхъ благодати», — вирши, какія могъ сочинить только полоумный въ родѣ «Оподельдока». И за эту квинтэссенцію галиматьи онъ желаетъ получить «приличный гонораръ». Ну, нѣтъ, милостивый государь! Мы не платимъ за такія вещи. Обратитесь въ «Пустомелю», въ «Леденецъ», въ «Белиберду». Эти журналы, безъ сомнѣнія, примутъ всякій хламъ, который вы думаете имъ послатъ — и, безъ сомнѣнія, пообѣщаютъ заплатить вамъ».
Какъ видите, и тутъ досталось бѣдному «Оподельдоку»», — но въ данномъ случаѣ сатира обрушилась главнымъ образомъ на «Пустомелю», «Леденецъ» и «Белиберду», которые очень ѣдко названы журналами (курсивомъ), что, конечно, уязвило ихъ до глубины души.
Почти такую же свирѣпость проявилъ «Леденецъ», отозвавшійся обо мнѣ въ слѣдующихъ выраженіяхъ:
«Какой-то индивидуй, подписавшійся «Оподельдокомъ» (для какихъ низкихъ цѣлей употребляются, къ сожалѣнію, слишкомъ часто имена знаменитыхъ покойниковъ!), доставилъ намъ пятьдесятъ или шестьдесятъ стиховъ, начинающихся такъ:
etc. etc. etc. etc.
Имѣемъ честь почтительнѣйше замѣтить «Оподельдоку» (кто бы онъ ни былъ), что любой мальчишка наборщикъ въ нашей типографіи сочинитъ стихи получше. Вирши «Оподельдока» лишены размѣра. «Оподельдоку» слѣдовало бы поучиться метрикѣ. Но съ чего онъ взялъ, что мы (именно мы, а не кто другой!) вздумаемъ пачкать наши страницы такой невыразимой, несказанной чепухой. Эта нелѣпая болтовня едва-ли годится даже для «Пустомели», «Скандалиста», «Белиберды» — гдѣ печатаются «Жалобы Гусыни» въ качествѣ оригинальной лирики. И этотъ «Оподельдокъ» (кто бы онъ ни былъ) еще требуетъ денегъ за свое вранье. Знайте, «Оподельдокъ» (кто бы вы ни были), что мы и за деньги не напечатаемъ его».
Перечитывая эти замѣтки, я чувствовалъ, что становлюсь все меньше и меньше, когда же редакція прошлась насчетъ «стиховъ» (курсивомъ), во мнѣ осталось вѣсу не болѣе унціи. Бѣднягу «Оподельдока» я пожалѣлъ отъ всей души. Но и «Белиберда» проявила еще меньше снисходительности, чѣмъ «Леденецъ». Вотъ что было сказано въ «Белибердѣ»:
«Какой-то жалкій риѳмоплетъ, подписавшійся «Оподельдо-
