Въ этихъ словахъ ея не было ровно никакой доказательной силы. Вѣдь она не разъ, не только словесно, но и письменно объявляла мнѣ, что «хозяинъ» меня посѣщаетъ. Однако г-жа А. нашла слова эти удивительными и принялась разсказывать наши видѣнія.
Блаватская не могла скрыть охватившей ее радости. Она забыла всѣ свои страданія, глаза ея метали искры.
— Ну вотъ, ну вотъ, попались-таки, господинъ скептикъ и подозритель! — повторяла она. — Что́ теперь скажете?
— Скажу, что у меня былъ очень яркій, живой сонъ или галлюцинація, вызванная моимъ нервнымъ состояніемъ, большою усталостью съ дороги, послѣ двухъ безсонныхъ ночей, и сильнымъ впечатлѣніемъ, произведеннымъ на меня ярко освѣщеннымъ портретомъ, на который я глядѣлъ больше часу. Еслибы это было днемъ, или вечеромъ до тѣхъ поръ, пока я заснулъ, еслибъ я, наконецъ, не засыпалъ послѣ того, какъ исчезъ махатма — я склоненъ былъ бы вѣрить въ реальность происшедшаго со мною. Но вѣдь это случилось между двумя снами, но вѣдь онъ бесѣдовалъ со мною не голосомъ, не словами, не на какомъ-либо извѣстномъ мнѣ языкѣ и, наконецъ, онъ не оставилъ мнѣ никакого матерьяльнаго доказательства своего посѣщенія, не снялъ съ головы своей тюрбана, какъ было это съ Олкоттомъ.
Вотъ три крайне важныхъ обстоятельства, говорящихъ за то, что это былъ только сонъ или субъективный бредъ.
— Это, наконецъ, Богъ знаетъ что̀ такое! — горячилась Елена Петровна, — вы меня съ ума сведете своимъ невѣріемъ. Но вѣдь онъ говорилъ вамъ интересныя вещи!
— Да, говорилъ именно то, чѣмъ я былъ занятъ, что̀ находилось у меня въ мозгу.
— Однако вѣдь онъ самъ увѣрилъ васъ, что онъ не галлюцинація!?
— Да, но онъ сказалъ, что вы при всѣхъ докажете мнѣ это.
— А развѣ я не доказала тѣмъ, что я знала о его посѣщеніи?
— Я не считаю этого достаточнымъ доказательствомъ.
В этих словах ее не было ровно никакой доказательной силы. Ведь она не раз не только словесно, но и письменно объявляла мне, что «хозяин» меня посещает. Однако г-жа А. нашла слова эти удивительными и принялась рассказывать наши видения.
Блаватская не могла скрыть охватившей ее радости. Она забыла все свои страдания, глаза ее метали искры.
— Ну вот, ну вот, попались-таки, господин скептик и подозритель! — повторяла она. — Что теперь скажете?
— Скажу, что у меня был очень яркий, живой сон или галлюцинация, вызванная моим нервным состоянием, большою усталостью с дороги, после двух бессонных ночей, и сильным впечатлением, произведенным на меня ярко освещенным портретом, на который я глядел больше часу. Если бы это было днем, или вечером до тех пор, пока я заснул, если б я, наконец, не засыпал после того как исчез махатма — я склонен был бы верить в реальность происшедшего со мною. Но ведь это случилось между двумя снами, но ведь он беседовал со мною не голосом, не словами, не на каком-либо известном мне языке и, наконец, он не оставил мне никакого материального доказательства своего посещения, не снял с головы своей тюрбана, как было это с Олкоттом.
Вот три крайне важных обстоятельства, говорящих за то, что это был только сон или субъективный бред.
— Это, наконец, бог знает что такое! — горячилась Елена Петровна, — вы меня с ума сведете своим неверием. Но ведь он говорил вам интересные вещи!
— Да, говорил именно то, чем я был занят, что находилось у меня в мозгу.
— Однако ведь он сам уверил вас, что он не галлюцинация!?
— Да, но он сказал, что вы при всех докажете мне это.
— А разве я не доказала тем, что я знала о его посещении?
— Я не считаю этого достаточным доказательством.
