Надъ исправленіемъ рукописи «Голубыхъ горъ» мнѣ пришлось поработать, такъ какъ «madame» дѣйствительно правильностью своего русскаго писанія, несмотря на оригинальность и живость слога, не отличались. Эта работа помѣшала мнѣ быть свидѣтелемъ «феномена», происшедшаго въ нѣсколькихъ шагахъ отъ меня, въ сосѣдней комнатѣ. Елена Петровна лежала на кровати, Олкоттъ сидѣлъ у ея ногъ, г-жа А. помѣщалась въ креслѣ посреди комнаты и забавлялась съ маленькимъ «буддистомъ» (его обыкновенно къ «madame» не впускали, и легко предположить, что теперь онъ былъ призванъ для того, чтобы развлечь вниманіе г-жи А.)
Вдругъ г-жа А. вскрикнула и, когда я вошелъ въ комнату, она держала въ рукѣ письмо, «упавшее сверху къ ея ногамъ». Письмо оказалось отъ махатмы Моріа, и въ немъ онъ ужь не называлъ ее «козявкой», а напротивъ, весьма льстилъ ея самолюбію. Этотъ «феноменъ» закрѣпилъ ее теософическому обществу.
Въ тотъ же день пріѣхали изъ Кембриджа Ф. Майерсъ, одинъ изъ основателей и дѣятельнѣйшихъ членовъ «Лондонскаго общества для психическихъ изслѣдованій» и его братъ, докторъ Майерсъ, долженствовавшій высказать свое мнѣніе о болѣзняхъ «madame». Майерсы остановились въ той же «Victoria», гдѣ и я. Вечеромъ мы съ Ф. Майерсомъ имѣли продолжительную бесѣду, и онъ произвелъ на меня своей искренностью и серьезностью самое лучшее впечатлѣніе, подкрѣпившееся моимъ дальнѣйшимъ съ нимъ знакомствомъ. Первымъ дѣломъ онъ просилъ меня разсказать ему, какимъ образомъ я видѣлъ махатму Моріа и, когда я исполнилъ это, сталъ убѣждать письменно сообщить этотъ фактъ Лондонскому обществу.
— Я никогда не считалъ себя въ правѣ отказываться отъ письменнаго подтвержденія того, что случилось — отвѣтилъ я ему, — и если вамъ нуженъ мой разсказъ для серьезнаго изслѣдованія, я вамъ его предоставлю. Для васъ этотъ фактъ дѣйствительно важенъ, но не понимаю, почему m-me Блаватская такъ ужь за него ухватилась, — вѣдь онъ имѣетъ всѣ видимости галлюцинаціи,
Над исправлением рукописи «Голубых гор» мне пришлось поработать, так как «madame» действительно правильностью своего русского писания, несмотря на оригинальность и живость слога, не отличались. Эта работа помешала мне быть свидетелем «феномена», происшедшего в нескольких шагах от меня, в соседней комнате. Елена Петровна лежала на кровати, Олкотт сидел у ее ног, г-жа А. помещалась в кресле посреди комнаты и забавлялась с маленьким «буддистом» (его обыкновенно к «madame» не впускали, и легко предположить, что теперь он был призван для того, чтобы развлечь внимание г-жи А.)
Вдруг г-жа А. вскрикнула и, когда я вошел в комнату, она держала в руке письмо, «упавшее сверху к ее ногам». Письмо оказалось от махатмы Мориа, и в нем он уж не называл ее «козявкой», а напротив, весьма льстил ее самолюбию. Этот «феномен» закрепил ее теософическому обществу.
В тот же день приехали из Кембриджа Ф. Майерс, один из основателей и деятельнейших членов «Лондонского общества для психических исследований» и его брат, доктор Майерс, долженствовавший высказать свое мнение о болезнях «madame». Майерсы остановились в той же «Victoria», где и я. Вечером мы с Ф. Майерсом имели продолжительную беседу, и он произвел на меня своей искренностью и серьезностью самое лучшее впечатление, подкрепившееся моим дальнейшим с ним знакомством. Первым делом он просил меня рассказать ему, каким образом я видел махатму Мориа и, когда я исполнил это, стал убеждать письменно сообщить этот факт Лондонскому обществу.
— Я никогда не считал себя вправе отказываться от письменного подтверждения того, что случилось, — ответил я ему, — и если вам нужен мой рассказ для серьезного исследования, я вам его предоставлю. Для вас этот факт действительно важен, но не понимаю, почему m-me Блаватская так уж за него ухватилась, — ведь он имеет все видимости галлюцинации,
