съ кудрявыми листьями къ землѣ и грустно поникла долу.
Сосна и береза, казалось, не знали другъ друга, и не хотѣли знать: сосна не хотѣла опустить своихъ вѣтокъ, чтобы взглянуть на березу сверху внизъ; береза не хотѣла поднять своихъ вѣтокъ, чтобы взглянуть на сосну снизу вверхъ….
Былинки, муравьи, пестрыя бабочки, малыя букашки жили тоже своей жизнью неподалеку отъ сосны и держались ближе къ березѣ; они, казалось, не огорчались тѣмъ, что эти сосѣдки не хотятъ знать друга друга.
Но безпокойный вѣтеръ, вѣчно чѣмъ-нибудь занятый, часто пробѣгавшій наскоро широкой поляной въ ближнія хлѣбныя поля, въ темный лѣсъ, видимо, былъ недоволенъ тѣмъ, что сосна и береза никогда
с кудрявыми листьями к земле и грустно поникла долу.
Сосна и берёза, казалось, не знали друг друга, и не хотели знать: сосна не хотела опустить своих веток, чтобы взглянуть на берёзу сверху вниз; берёза не хотела поднять своих веток, чтобы взглянуть на сосну снизу вверх….
Былинки, муравьи, пёстрые бабочки, малые букашки жили тоже своей жизнью неподалеку от сосны и держались ближе к берёзе; они, казалось, не огорчались тем, что эти соседки не хотят знать друга друга.
Но беспокойный ветер, вечно чем-нибудь занятый, часто пробегавший наскоро широкой поляной в ближние хлебные поля, в тёмный лес, видимо, был недоволен тем, что сосна и берёза никогда
