дѣлъ, что вода въ котелкѣ запѣнилась, забурлила, забрызгала сердито изъ котелка, полилась ворчливымъ ключомъ на огонекъ.
Гришутка снялъ котелокъ съ огня, вода утихла; онъ посыпалъ котелокъ бѣлымъ-бѣлымъ порошкомъ, много посыпалъ и опять повѣсилъ его на огонь, подкинувъ хворосту, и крикнулъ, громко крикнулъ:
— Тятя-я, мамынька-а, идите раковъ ѣсть, сварили-ись!—и гдѣ то далеко-далеко въ перелѣскѣ откликнулось эхо: «рились!»
— Мамынька-а, захвати хлѣбушка-а!—и снова отзвучало въ перелѣскѣ: «хлѣбушка-а!»
Совсѣмъ завечерѣло, котелокъ ужъ былъ снятъ, костеръ пылалъ высоко; около него сидѣли большой бородатый мужикъ въ синей рубахѣ,—это былъ лѣсникъ Демьянъ,—рядомъ—женщина, тетка Афимья, съ печальнымъ лицомъ,—жена лѣсника, и чумазый Гришутка. Они молча ѣли раковъ; раки были красные, какими никогда ихъ не видѣлъ молодой ракъ, и тутъ только онъ понялъ, что если бы его не вытолкали изъ мѣшка товарищи,—и его сварили бы и съѣли; что вкусные шарики бросалъ имъ Гришутка въ воду не за тѣмъ, чтобы угостить ихъ на славу, а чтобы словить ихъ, потомъ сварить и съѣсть въ свое удовольствіе! Видно, этотъ двуногій ракъ все дѣлаетъ въ свое удовольствіе!.. И цѣнитъ только то, что служитъ для его удовольствія.
Такъ думалъ ракъ по-рачьи… И онъ тихо поползъ къ берегу и шумно свалился съ его высоты
дел, что вода в котелке запенилась, забурлила, забрызгала сердито из котелка, полилась ворчливым ключом на огонёк.
Гришутка снял котелок с огня, вода утихла; он посыпал котелок белым-белым порошком, много посыпал и опять повесил его на огонь, подкинув хворосту, и крикнул, громко крикнул:
— Тятя-я, мамынька-а, идите раков есть, сварили-ись! — и где-то далеко-далеко в перелеске откликнулось эхо: «рились!»
— Мамынька-а, захвати хлебушка-а! — и снова отзвучало в перелеске: «хлебушка-а!»
Совсем завечерело, котелок уж был снят, костёр пылал высоко; около него сидели большой бородатый мужик в синей рубахе, — это был лесник Демьян, — рядом — женщина, тётка Афимья, с печальным лицом, — жена лесника, и чумазый Гришутка. Они молча ели раков; раки были красные, какими никогда их не видел молодой рак, и тут только он понял, что если бы его не вытолкали из мешка товарищи, — и его сварили бы и съели; что вкусные шарики бросал им Гришутка в воду не за тем, чтобы угостить их на славу, а чтобы словить их, потом сварить и съесть в своё удовольствие! Видно, этот двуногий рак всё делает в своё удовольствие!.. И ценит только то, что служит для его удовольствия.
Так думал рак по-рачьи… И он тихо пополз к берегу и шумно свалился с его высоты
