„Будетъ, больше не стану пить,“ сказала Соня и бросила стклянку. „Ну, опять бѣда,—не вылезу теперь изъ двери; напрасно я столько отпила!“
Поздно было объ этомъ жалѣть: Соня все ростетъ да ростетъ; спустилась на колѣни—мало, тѣсно становится; свернулась, съежилась: однимъ локтемъ уперлась въ дверь, другую руку занесла на голову,—все мало: ростетъ, да ростетъ. Что дѣлать? оставалось одно, послѣднее средство: одну руку высунуть въ окошко, одну ногу просунуть въ трубу.
Просунула и думаетъ Соня: „кончено, теперь ужь ничего не подѣлаешь. Что-то со мною будетъ!“
Тутъ Соня, къ радости своей, замѣтила, что больше не ростетъ. И то хорошо, но какъ бы то ни было, положеніе ея было крайне непріятное и неловкое. Какимъ образомъ избавиться отъ него, ума не приложишь! Соня пріуныла.
— Будет, больше не стану пить, — сказала Соня и бросила склянку. — Ну, опять беда — не вылезу теперь из двери; напрасно я столько отпила!
Поздно было об этом жалеть: Соня все растет да растет; спустилась на колени — мало, тесно становится; свернулась, съежилась: одним локтем уперлась в дверь, другую руку занесла на голову — все мало: растет да растет. Что делать? оставалось одно, последнее средство: одну руку высунуть в окошко, одну ногу просунуть в трубу.
Просунула и думает Соня: «Кончено, теперь уж ничего не поделаешь. Что-то со мною будет!»
Тут Соня, к радости своей, заметила, что больше не растет. И то хорошо, но как бы то ни было, положение ее было крайне неприятное и неловкое. Каким образом избавиться от него, ума не приложишь! Соня приуныла.
