смѣха. Я говорю это тебѣ, Сократъ, отъ добраго расположенія и искренно: не сердись же на меня, но оставь свою философію и занимайся дѣлами благоприличными. На такое увѣщаніе Калликла, въ которомъ Платонъ превосходно обрисовалъ смѣлую и откровенную, но въ то же время сильно обезображенную софистическими лжемудрствованіями, душу юнаго ученика Горгіасова, Сократъ отвѣчаетъ удивительно ловкою и съ неподражаемымъ искуствомъ раскрытою ироніею. Я нашелъ въ тебѣ, Калликлъ, самый лучшій оселокъ для испытанія достоинства моихъ убѣжденій; ты имѣешь всѣ необходимыя къ этому принадлежности, именно, — знаніе, благорасположеніе и откровенность. Итакъ, на что̀ въ продолженіе разговора ты дашь мнѣ свое согласіе, то будетъ уже достаточно испытаннымъ мною и тобою, и того уже не понадобится пробовать на иномъ оселкѣ. Вотъ ты говорилъ, что, по природѣ, высшій располагаетъ дѣлами низшихъ, лучшій начальствуетъ надъ худшими, сильнѣйшій преобладаетъ въ сравненіи съ слабѣйшимъ: но высшій, лучшій и сильнѣйшій — одно ли и то же, или все это различно? — Когда Калликлъ сказалъ, что — одно и то же, Сократъ беретъ бо́льшее число въ сравненіе съ единицею, и снова спрашиваетъ: бо́льшее число не выше ли одного? если же выше, то и законоположеніе бо́льшаго числа не есть ли законоположеніе высшихъ? а когда высшихъ, то и не лучшихъ ли? и потому не есть ли законоположеніе, по природѣ, прекрасное? Между-тѣмъ бо́льшее-то число думаетъ, что постыднѣе наносить обиду, чѣмъ принимать ее; слѣдовательно это внушается не закономъ только, но и природою, и ты видно обманываешь меня, говоря, что законъ и природа взаимно противны. Явно, что развитымъ теперь рядомъ слѣдствій показано, вопреки мнѣнію Калликла, что лучшими и высшими природа велитъ почитать не сильнѣйшихъ; значитъ, вопросъ настоитъ о томъ, кто же высшіе и лучшіе, если не сильнѣйшіе? Чтобы рѣшить его, Сократъ искуснымъ оборотомъ наводитъ своего собесѣдника на мысль, не разумнѣй-
смеха. Я говорю это тебе, Сократ, от доброго расположения и искренно: не сердись же на меня, но оставь свою философию и занимайся делами благоприличными. На такое увещание Калликла, в котором Платон превосходно обрисовал смелую и откровенную, но в то же время сильно обезображенную софистическими лжемудрствованиями, душу юнаго ученика Горгиасова, Сократ отвечает удивительно ловкою и с неподражаемым искусством раскрытою ирониею. Я нашел в тебе, Калликл, самый лучший оселок для испытания достоинства моих убеждений; ты имеешь все необходимые к этому принадлежности, именно, — знание, благорасположение и откровенность. Итак, на что̀ в продолжение разговора ты дашь мне свое согласие, то будет уже достаточно испытанным мною и тобою, и того уже не понадобится пробовать на ином оселке. Вот ты говорил, что, по природе, высший располагает делами низших, лучший начальствует над худшими, сильнейший преобладает в сравнении со слабейшим: но высший, лучший и сильнейший — одно ли и то же, или всё это различно? — Когда Калликл сказал, что — одно и то же, Сократ берет бо́льшее число в сравнение с единицею, и снова спрашивает: бо́льшее число не выше ли одного? если же выше, то и законоположение бо́льшего числа не есть ли законоположение высших? а когда высших, то и не лучших ли? и потому не есть ли законоположение, по природе, прекрасное? Между-тем бо́льшее-то число думает, что постыднее наносить обиду, чем принимать ее; следовательно это внушается не законом только, но и природою, и ты видно обманываешь меня, говоря, что закон и природа взаимно противны. Явно, что развитым теперь рядом следствий показано, вопреки мнению Калликла, что лучшими и высшими природа велит почитать не сильнейших; значит, вопрос настоит о том, кто же высшие и лучшие, если не сильнейшие? Чтобы решить его, Сократ искусным оборотом наводит своего собеседника на мысль, не разумней-
