мудростію прочихъ знаній[1] — Ты говоришь весьма справедливо, сказалъ онъ. — Такъ вотъ оно — одно изъ четырехъ: не знаю, какимъ-то образомъ мы нашли и то, каково оно само, и то, гдѣ въ городѣ оно укореняется. — Да, мнѣ кажется, рѣшительно нашли. —
Вѣдь и мужество-то — и по немъ самомъ, и по мѣсту нахожденія его въ городѣ, отчего городъ долженъ быть называемъ такимъ, — усмотрѣть не очень трудно. — Какъ же это? — Кто могъ бы, сказалъ я, назвать городъ трусливымъ или B. мужественнымъ, смотря на что-нибудь иное, а не на ту часть, которая воюетъ за него и сражается? — Никто не сталъ бы смотрѣть на что-нибудь иное, отвѣчалъ онъ. — Потому что другіе-то въ немъ, примолвилъ я, будучи или трусливыми, или мужественными, не сдѣлали бы его такимъ или такимъ. — Конечно нѣтъ. — Слѣдовательно и мужественнымъ бываетъ городъ по нѣкоторой части себя, поколику въ ней имѣется сила, во всѣхъ случаяхъ сохраняющая C. мнѣніе объ опасностяхъ, эти ли онѣ и такія ли, которыми и какими законодатель объявилъ ихъ въ воспитаніи. Или не то называешь ты мужествомъ? — Не очень понялъ я, что̀ ты сказалъ: скажи опять, отвѣчалъ онъ. — Мужество, говорю, есть нѣкоторое храненіе, продолжалъ я. — Какое храненіе? — Храненіе мнѣнія о законѣ относительно опасностей, полученномъ съ воспитаніемъ, что такое эти опасности и какія. Вообще, я назвалъ мужество храненіемъ — потому, что человѣкъ и въ скорбяхъ, и въ удовольствіяхъ, и въ желаніяхъ, и среди страховъ удерживаетъ то мнѣніе и никогда не оставляетъ его. Если хочешь, я, пожалуй, уподоблю его, D. чему, мнѣ кажется, оно подобно[2]. — Да, хочу. — Не зна-
- ↑ Мудрость государства, по ученію Платона, есть правительство. Не многочисленность отличныхъ художниковъ и земледѣльцевъ, не спеціальности въ обширной области знаній надобно называть мудростію, а ту все соединяющую и всѣмъ управляющую силу, которая вноситъ свой распорядокъ и правильность во всѣ занятія общества.
- ↑ Это подобіе такъ характеристически выражаетъ предметъ — чувство законности, показывающей, что̀ страшно и нестрашно, что многіе позднѣйшіе писа-
мудростию прочих знаний[1] — Ты говоришь весьма справедливо, сказал он. — Так вот оно — одно из четырех: не знаю, каким-то образом мы нашли и то, каково оно само, и то, где в городе оно укореняется. — Да, мне кажется, решительно нашли. —
Ведь и мужество-то — и по нём самом, и по месту нахождения его в городе, отчего город должен быть называем таким, — усмотреть не очень трудно. — Как же это? — Кто мог бы, сказал я, назвать город трусливым или B. мужественным, смотря на что-нибудь иное, а не на ту часть, которая воюет за него и сражается? — Никто не стал бы смотреть на что-нибудь иное, отвечал он. — Потому что другие-то в нём, примолвил я, будучи или трусливыми, или мужественными, не сделали бы его таким или таким. — Конечно нет. — Следовательно и мужественным бывает город по некоторой части себя, поколику в ней имеется сила, во всех случаях сохраняющая C. мнение об опасностях, эти ли они и такие ли, которыми и какими законодатель объявил их в воспитании. Или не то называешь ты мужеством? — Не очень понял я, что̀ ты сказал: скажи опять, отвечал он. — Мужество, говорю, есть некоторое хранение, продолжал я. — Какое хранение? — Хранение мнения о законе относительно опасностей, полученном с воспитанием, что такое эти опасности и какие. Вообще, я назвал мужество хранением — потому, что человек и в скорбях, и в удовольствиях, и в желаниях, и среди страхов удерживает то мнение и никогда не оставляет его. Если хочешь, я, пожалуй, уподоблю его, D. чему, мне кажется, оно подобно[2]. — Да, хочу. — Не зна-
————————————
- ↑ Мудрость государства, по учению Платона, есть правительство. Не многочисленность отличных художников и земледельцев, не специальности в обширной области знаний надобно называть мудростию, а ту всё соединяющую и всем управляющую силу, которая вносит свой распорядок и правильность во все занятия общества.
- ↑ Это подобие так характеристически выражает предмет — чувство законности, показывающей, что̀ страшно и нестрашно, что многие позднейшие писа-
