ность и, униженный бѣдностію, обращается къ любостяжанію, скряжнически и понемногу сберегаетъ деньги и накопляетъ ихъ трудами. Не думаешь ли, что этотъ человѣкъ пожелательности и любостяжательности своей не посадитъ тогда на тотъ престолъ и не будетъ представлять въ своемъ лицѣ великаго царя[1], не будетъ украшать себя тіарою и бармами и не препояшется мечемъ? — Думаю, сказалъ онъ. — А разумность-то D. и раздражительность, мнѣ кажется, будетъ онъ бросать наземь, куда попало, порабощая ихъ пожелательности, и не позволитъ себѣ никакого другаго умствованія или изслѣдованія, кромѣ того, какимъ бы образомъ изъ небольшихъ денегъ составитъ большія, равно какъ не станетъ ничему другому удивляться и ничего другаго уважать, кромѣ богатства и богатыхъ, не станетъ ничѣмъ инымъ гордиться, какъ пріобрѣтеніемъ денегъ и тѣмъ, что способствуетъ къ этому. — Никакой другой переходъ, сказалъ онъ, не будетъ столь быстръ и силенъ, какъ переходъ юноши отъ честолюбія къ сребролюбію. E. — Такъ этотъ, спросилъ я, есть ли олигархъ? — По крайней мѣрѣ онъ выродился изъ человѣка, подобнаго тому правленію, 554. отъ котораго произошла олигархія. — Посмотримъ, подобенъ ли онъ ему? — Посмотримъ. — Во-первыхъ, не подобенъ ли въ томъ отношеніи, что весьма высоко цѣнитъ деньги? — Какже. — И еще въ томъ, что скупъ и дѣятельно-суетливъ, удовлетворяетъ только необходимымъ своимъ желаніямъ, а другихъ издержекъ не дѣлаетъ, и надъ другими желаніями господствуетъ, какъ надъ пустыми. — Безъ сомнѣнія. — Это — человѣкъ какой-то грязный, продолжалъ я, изъ всего выжимаетъ прибыль, выковываетъ сокровище; а такихъ то и хвалитъ чернь[2]. Такъ не походитъ ли онъ на олигархи-
- ↑ Особенностями великаго царя, то-есть персидскаго, Греки почитали громадное его богатство и безусловное, какбы неземное владычество его надъ подданными. Обѣ эти особенности довольно рельефно изображаются, между прочимъ, въ Алкивіадѣ 1-мъ, p. 121 sqq.
- ↑ А такихъ-то и хвалитъ чернь. Οὓς δὴ стоитъ здѣсь вмѣсто οἵους. Притомъ это множественное относится къ предшествующему единственному, каковая кон-
ность и, униженный бедностью, обращается к любостяжанию, скряжнически и понемногу сберегает деньги и накопляет их трудами. Не думаешь ли, что этот человек пожелательности и любостяжательности своей не посадит тогда на тот престол и не будет представлять в своем лице великого царя[1], не будет украшать себя тиарою и бармами и не препояшется мечем? — Думаю, сказал он. — А разумность-то D. и раздражительность, мне кажется, будет он бросать наземь, куда попало, порабощая их пожелательности, и не позволит себе никакого другого умствования или исследования, кроме того, каким бы образом из небольших денег составит большие, равно как не станет ничему другому удивляться и ничего другого уважать, кроме богатства и богатых, не станет ничем иным гордиться, как приобретением денег и тем, что способствует к этому. — Никакой другой переход, сказал он, не будет столь быстр и силен, как переход юноши от честолюбия к сребролюбию. E. — Так этот, спросил я, есть ли олигарх? — По крайней мере он выродился из человека, подобного тому правлению, 554. от которого произошла олигархия. — Посмотрим, подобен ли он ему? — Посмотрим. — Во-первых, не подобен ли в том отношении, что весьма высоко ценит деньги? — Какже. — И еще в том, что скуп и деятельно-суетлив, удовлетворяет только необходимым своим желаниям, а других издержек не делает, и над другими желаниями господствует, как над пустыми. — Без сомнения. — Это — человек какой-то грязный, продолжал я, из всего выжимает прибыль, выковывает сокровище; а таких то и хвалит чернь[2]. Так не походит ли он на олигархи-
————————————
- ↑ Особенностями великого царя, то есть персидского, Греки почитали громадное его богатство и безусловное, как бы неземное владычество его над подданными. Обе эти особенности довольно рельефно изображаются, между прочим, в Алкивиаде 1-м, p. 121 sqq.
- ↑ А таких-то и хвалит чернь. Οὓς δὴ стоит здесь вместо οἵους. Притом это множественное относится к предшествующему единственному, каковая кон-
